Дмитрий Суслин - Больница скорой помощи

Сергей произнес последнее слово, и ветер тут же прекратился. Правда перед этим он задул все свечи, и сразу стало темно, как и прежде. Сергей вновь увидел, что он находится на прежнем месте в полумраке больничного коридора. Он был уже готов разочаровано вздохнуть, как вдруг увидел, что стена перед ним начинает гореть. Это было невероятно, но так оно и было. Пропавший восторг снова вернулся к Сергею. Но вместе с радостью пришел и страх.

Неужели он сейчас увидит, то, что хотел увидеть?

Стена продолжала гореть, только пламя, вначале хаотичное и бесформенное, стало принимать черты. Сергей от удивления открыл рот, что с ним никогда не случалось, даже в детстве. Через секунду перед ним горели те самые знаки, что он составил: звезда Давида, в ней круг, а в круге равнобедренный треугольник.

Магическая схема начала увеличиваться и расти. Сначала она была размером в полметра, но постепенно выросла и стала такой гигантской, что треугольник в ее центре был размером в полный рост Сергея. Даже еще больше. Сергей понял, что именно этот треугольник ему и нужен. Но вот в каком виде, он не знал.

Вокруг было очень тихо. Никаких звуков Сергей не слышал, но что-то тревожило его слух. Сначала он не мог понять, что. Но вот он почувствовал в воздухе очень легкую вибрацию, и понял, что она идет от треугольника. Пламя перестало быть ярким, а лишь тлело, как свеча, которая не может разгореться. Зато треугольник стал светлеть. Из черного он стал серым. Из него опять на Сергея налетел ветерок. Он был теплый и слегка попахивал гарью. Сергей решил для себя, что запах гари постоянен для волшебства. Вслед за ветром из треугольника вылетели непонятные звуки.

Словно кто-то вздохнул.

Сергей вздрогнул. Он почувствовал непреодолимое желание войти в этот треугольник, потому что до него наконец-то дошло, что это не треугольник, а вход куда-то. Он даже сделал шаг, но не тронулся с места. Снова раздался вздох. Сергей преодолел страх и сделал этот шаг. Но тут же стена отъехала от него на тоже расстояние. Он сделал еще шаг. Все повторилось заново.

Его не пускали туда.

Последний раз раздался вздох, Сергея окатило еще одной волной тепловатого воздуха, и все исчезло.

…Он стоял в больничном коридоре, у ног его лежал три свечных огарка, и не знал, радоваться ему или огорчаться. С одной стороны у него не получилось то, что он хотел. Но сказать, что у него вообще ничего не вышло, тоже было нельзя. Сергей обнаружил, что все еще стоит на коленях, и подумал, что, наверное, представляет собой нелепое зрелище со стороны: растрепанный, перепачканный мелом, в белом халате поверх черной кожаной куртки. Он усмехнулся при этой мысли.

Неужели ему не все равно?

Да и кто его сейчас видит?

Рядом никого не было. Он знал это. Он чувствовал это.

Словно видел сквозь стены. Не было тут рядом никого.

Сергей встал с колен и почувствовал невероятную усталость. Словно мешки грузил, или как бывало, после целой ночи работы над курсовой. Сделав несколько шагов, он вынужден был опереться на стену. Ноги не держали его. Они подгибались и дико болели при каждом шаге. Все тело налилось свинцом. Молодой человек начал задыхаться. Голова закружилась, и он потерял сознание.

Когда он пришел в себя и посмотрел на часы, было уже около шести. Для больницы это время подъема. По коридорам шаркали шаги медперсонала. Сергей понял, что ему надо убираться отсюда. Он встал и проверил свое состояние. Усталость еще слегка чувствовалась, но двигаться можно было вполне свободно. Во всяком случае, при похмелье, он чувствует себя гораздо хуже.

Уход из больницы был больше похож на бегство. На ходу, снимая халат, Сергей быстро шел по лабиринту больничных коридоров, безошибочным чутьем стремясь к выходу. По дороге он сталкивался с кем-то, но не обращал внимания, и шел дальше, не извиняясь. Ему казалось, что если он останется лишнюю минуту в этом здании, то с ним случится что-нибудь очень нехорошее.

Только на улице он вздохнул и почувствовал облегчение.

Впервые в голове возникли сомнения по поводу прошедшей ночи. Было ли это или нет, он не мог точно сказать. Слишком все было нереально. Слишком много фильмов ужасов посмотрел он за последние годы, когда в жизнь бурным потоком ворвалось видео. Все эти спецэффекты могли засесть в голове и при подобных обстоятельствах они могли просто всплыть в воспаленном сознании.

Сергей подумал, в который уже раз, что сходит с ума. Но потом он вспомнил, то состояние, в котором он был, когда творил заклинание. От воспоминания ему стало так хорошо, что сразу все плохие мысли улетучились сами собой. Он снова почувствовал всесилие супермена, которому чужды сомнения, страхи и прочие людские слабости…

Маша лежала на кровати, повернувшись лицом к стене, и кусала губы от боли. Только что ей сделали укол, да так больно, что она даже вскрикнула.

– Чего орешь? – даже не грубо, а скорее равнодушно, словно удивляясь, сказала сестра.

Маша не стала отвечать, и чуть не плача поплелась в палату. Здесь было тихо. Она встретила сочувственный взгляд Лосевой и охнула, когда неосторожно легла прямо на то место, куда только что сделали укол. Теперь она лежала и молчала. Ей было до того тошно, а теперь вот еще этот укол, хоть плачь. Настроение было хуже некуда. Она с нетерпением ждала, когда явится муж, но того все не было. Маша начала волноваться. До чего ей было тоскливо и страшно, представить было трудно.

И не ей одной. Вся палата страдала вместе с ней. Даже шумная Танька Лосева, и та лежала на спине и смотрела в потолок злым взглядом. В этом же положении были и все остальные женщины. Только одна сидела у окна, на коленях у нее лежала Библия, и она бормотала молитвы, быстро, так что даже слов разобрать нельзя было. Всем было так тошно, что ее даже не обрывали. Ни у кого не было сил и желания на это. Творимые в тяжелой тишине молитвы еще больше омрачали настроение палаты, но опять же всех это устраивало. Казалось, что страдание облегчало душу и вселяло надежду.

Потому что это было страдание другого!

То, что во всегда шумной и полной разговоров и смеха палате поселилась дикая тоска, имело под собой весьма вескую причину. Вчера днем на УЗИ выяснилось, что у одной из беременных погиб плод. Это случилось на третьем месяце, и женщину сегодня утром вычистили и привезли в палату на каталке. Когда она через три часа пришла в себя после наркоза, то с ней случился сильнейший припадок. Она рыдала так громко, что было слышно наверно во всех отделениях. Естественно, что на остальных беременных этот случай не оказал ободряющего воздействия. Женщины лишний раз вспомнили, что дети имеют свойство умирать, еще не родившись, и тревога, которая и так не покидала их ни на час со дня зачатия, усилилась десятикратно. Ко всему прочему все были сильно злы на врачей. Женщины были уверены, что главная вина лежит на них.