Сомерсет Моэм - Маг

– Хаддо трус, – заявил он. – Разве иначе позволил бы он мне бить себя, даже не пытаясь обороняться?

Трусость Хаддо усиливала его отвращение к нему. Страх Сюзи забавлял.

– Ну что он может мне сделать? Не сбросит же на голову кирпич? Если застрелит, его приговорят к смертной казни, а он не такой осел, чтобы рисковать.

Маргарет была рада, что этот инцидент избавил их от общества Оливера. Спустя несколько дней, столкнувшись с ним на улице, она совсем успокоилась, поскольку он прошел мимо, лишь приподняв шляпу.

Они с Артуром уже обсуждали, когда назначить день свадьбы. Девушка считала, что взяла от Парижа все, что он мог ей дать, и теперь жаждала скорее начать новую жизнь. Ее отношение к Артуру стало вдруг еще нежнее, сердце сжималось от восторга при мысли о том счастье, которое она может ему дать.

В эти дни Сюзи получила телеграмму. Текст гласил:

«Прошу встретить на Северном вокзале в 14.40.

Нэнси Кларк.»

Нэнси была ее старинной приятельницей. Ее фотография с размашистой надписью стояла на каминной полке, и Сюзи принялась внимательно ее разглядывать. Не виделись они с Нэнси давно, и эта срочная телеграмма очень удивила мисс Бонд.

– Как некстати, – поморщилась она. – Придется ехать на вокзал.

В этот день они с Маргарет собирались на чай к друзьям, а поездка на вокзал должна была занять так много времени, что после встречи Сюзи уже не имело смысла возвращаться домой. Поэтому она договорилась с Маргарет, что явится туда, куда они были приглашены, прямо с вокзала. Около двух пополудни она покинула студию.

А у мисс Донси в этот день были занятия, и она вышла на несколько минут позже. Едва очутившись во дворе, она вздрогнула: мимо прошел Оливер Хаддо. И как будто не заметил ее. Вдруг он остановился, приложил руку к сердцу и тяжело повалился на землю. Консьержка, единственный человек, видевший это, с криком подбежала к нему. Присела возле и с ужасом огляделась вокруг. Тут она увидела побледневшую Маргарет.

– О, мадемуазель, – взмолилась она, – идите скорее сюда!

Девушка была вынуждена подойти. Ее сердце бешено колотилось. Посмотрела на Оливера. Ей показалось, что он мертв, и, забыв о своем отвращении, она инстинктивно опустилась около распростертого тела на колени. Расстегнула воротничок сорочки. Хаддо открыл глаза. Лицо его исказила гримаса страдания.

– Ради всего святого, внесите меня в дом, – простонал он. – Боюсь умереть на улице.

Ей стало жаль его. Тащить умирающего в душную, дурно пахнущую каморку консьержки было нельзя. С ее помощью Маргарет поставила Оливера на ноги, и вдвоем они отвели его в студию. Хаддо тяжело опустился в кресло.

– Дать вам воды? – спросила Маргарет.

– Достаньте, пожалуйста, коробочку из жилетного кармана Он проглотил белую таблетку, которую девушка достала из коробочки, прикрепленной к цепочке часов.

– Прискорбно, что доставил вам столько беспокойства, – с трудом проговорил Хаддо. – Я страдаю болезнью сердца и иногда очень близок к смерти.

– Я рада, что смогла помочь вам, – ответила она. Теперь он задышал как будто свободнее. Девушка на некоторое время отошла, чтобы дать ему возможность прийти в себя. Взяв книгу, Маргарет попыталась читать. Вскоре, не вставая с кресла, Хаддо заговорил.

– Вы должны ненавидеть меня за неприятности, которые я вам доставил.

Голос совсем окреп. И ее жалость, по мере того, как ему становилось лучше, таяла. Она процедила с ледяным безразличием:

– Я не могла сделать для вас меньше того, что сделала. Я бы и бродячего пса принесла к себе, если бы он так страдал.

– Чувствую, вам хочется, чтобы я поскорее покинул ваш дом.

Поднялся и направился к двери, но споткнулся и со стоном упал на колени. Маргарет подбежала к нему, внутренне упрекая себя за свои презрительные фразы. Человек чуть не умер, а она так безжалостна!

– О, пожалуйста, оставайтесь, сколько угодно, – воскликнула она. – Извините, я не хотела вас обидеть.

Он с трудом добрался до кресла, и она, мучимая совестью, беспомощно стояла над ним. Налила и протянула стакан воды, но он отстранил его, словно не хотел быть обязанным ей даже такой малостью.

– Могу ли я что-нибудь сделать для вас? – спросила она со слезами в голосе.

– Ничего, просто позвольте мне немного посидеть в этом кресле, – прошептал Оливер.

– Пожалуйста. Отдыхайте. Я не гоню вас.

Он не ответил. Маргарет вновь отошла, села и притворилась, что читает. Вскоре Хаддо заговорил. Голос его до носился как бы издалека.

– Вы никогда не простите меня за то, что я на днях натворил?

Не глядя на него, даже не повернув головы, Маргарет пожала плечами.

– Не все ли вам равно, прощу я вас или нет?

– У вас нет никакой жалости. Я же еще тогда сказал вам, что сожалею, что внезапная острая боль заставила меня сделать то, в чем я сразу горько раскаялся. Думаете, легко мне было при сложившихся обстоятельствах признать свою вину?

– Давайте не будем говорить об этом. Не хочу вспоминать тот ужасный инцидент.

– Ах, знали бы вы, как я одинок и несчастлив, нашли бы в своем сердце хоть крупицу жалости ко мне.

Голос звучал нежно и проникновенно. Маргарет не сомневалась, что Хаддо говорит искренне.

– Вот вы считаете меня шарлатаном, потому что я стремлюсь к тому, что вам неведомо. Не хотите понять меня. Не испытываете никакого уважения к тем великим целям, которых я хочу достичь всей душой.

Она вновь пожала плечами. Некоторое время они помолчали. Когда зазвучал его голос, он уже был другим – вкрадчивым, как бы обволакивающим.

– Вы смотрите на меня с отвращением и презрением. Скорее предпочли бы оставить меня на улице, чем протянуть руку помощи? А ведь если бы, почти вопреки своему желанию, вы не проявили ко мне милосердия, я бы умер.

– Какое значение имеет для вас то, как я к вам отношусь? – прошептала она.

Маргарет никак не могла объяснить себе, почему его тихий, бархатный голос таинственным образом затрагивал струны ее души. И сердце трепетало.

– Для меня это важнее всего на свете. Ужасно думать о вашем презрении. Я чувствую, как вы добры и чисты. С трудом переношу собственную никчемность. А вы отводите от меня глаза, словно я нечистый.

Она слегка повернулась в кресле и посмотрела на непрошеного гостя. Ее поразила происшедшая в нем перемена: вызывавшая у нее отвращение тучность Хаддо уже не казалась такой отталкивающей, глаза приобрели новое выражение, в них, влажных от слез, сияла нежность, губы исказила гримаса страдания. Ей никогда не приходилось еще видеть такого отчаяния на лице мужчины, и девушку охватило чувство вины.

– Я не хочу быть несправедливой к вам, – проговорила она.

– Сейчас я уйду. Это лучший способ отблагодарить вас за то, что вы для меня сделали.