Лорел Гамильтон - Пляска смерти

Рука его отпустила мои волосы, и он обнял меня, обнял уже не бешеными – ослабевшими руками. Сердце его стучало у моей груди, и частым, очень частым было свистящее дыхание. Он теперь прижимался ко мне бережно, и я обняла его в ответ. Он дал мне все, что мог. Он дал мне питаться. Дамиан очнулся, я чувствовала это. Лондон помог мне его спасти, но сейчас, держа его, ощущая щекой грохочущий пульс, я подумала, какой ценой он это сделал. Чего стоило это мужчине, которого я обнимаю сейчас?

Когда у Лондона пульс пришел в норму, он осторожно посадил меня на кровать и попросил у Жан-Клода разрешения воспользоваться ванной, чтобы привести себя в порядок. Жан-Клод разрешил. Лондон снял полуспущенные штаны и оказался голым снизу, но рубашка и пиджак достаточно прикрывали его сзади. Спереди он оттянул рубашку рукой, чтобы не запачкать, а штаны волочились за ним в другой руке. Ни на кого не глядя, он вошел в ванную и закрыл за собой дверь.

Молчание наступило такое громкое, что я слышала шум собственной крови в ушах.

Я знала, что вампиры могут быть недвижны и тихи, будто их тут вообще нет, но только сейчас я поняла, что у ликантропов есть собственный вариант такой неподвижности. Конечно, народу в комнате осталось меньше, чем было в начале. Как будто все постарались удрать раньше, чем начались неприятности. Тоже мне, телохранители.

Хотя, надо признать, я не особенно разглядывала, кто там остался по углам. Может, все они здесь, жмутся друг к другу, шарахаясь от злобного большого суккуба, чтобы не схватил.

Жан-Клод шевельнулся первым, как будто отключили паузу в телевизионной программе. Он пошевелился, и все остальные тоже задышали, задвигались. Послышался негромкий гул голосов. Жан-Клод помог встать Реквиему, свалившемуся, очевидно, на пол. Наверное, ушел с кровати во время нашего с Лондоном небольшого… завтрака. И я сама услышала свой мысленный ядовитый комментарий: «Так это теперь называется».

Реквием крепко вцепился в руку Жан-Клода и говорил что-то тихо и настойчиво, будто хотел сказать что-то важное.

– Дамиан идет.

Я повернулась на голос Натэниела. Мика помогал ему взобраться на кровать. Натэниел растянулся возле меня, мигая лавандовыми глазами в потолок, будто еще плохо видел. Насчет Дамиана он был прав – я ощущала, как он идет по коридору от зала гробов, где проводил дни. Через несколько минут он должен был уже подойти, так что я обернулась к Натэниелу и сказала:

– Больше никогда так не делай.

– Не пытаться спасти Дамиана? – попытался он пошутить, но я шутку не приняла, тронула его за щеку:

– Натэниел, не надо шутить.

Он потерся об меня щекой.

– Ты нас спасла.

У меня перехватило горло, но черт меня побери, если я сегодня опять заплачу.

– Едва-едва смогла, и ты это знаешь.

Мика положил руки нам обоим на плечи, стиснул, будто мы ссорились, и он решил нас встряхнуть. По лицу было видно, как он был испуган, никаких слов не надо было.

Реквием подобрал с пола плащ, завернулся в него и направился к выходу. Не оглядываясь. Может, он понял наконец, что он – не пища. Хотелось надеяться, потому что так в моей жизни будет меньше сложностей, а не больше.

Римус подошел к Жан-Клоду, вытянулся и чуть было не отдал честь, но спохватился вовремя. Старые привычки нелегко умирают. И голос у него был военный, солдатский голос.

– Прошу разрешения увести своих людей и уйти самому, сэр.

Жан-Клод поглядел на него, слегка наклонив голову набок, будто Римус сделал что-то очень интересное, чего я не заметила.

– А если нам понадобится защита, Римус?

Римус мотнул головой.

– От этого мы вас защитить не можем, сэр.

Жан-Клод заглянул ему за спину, в сторону камина. Я все еще лежала навзничь, и потому не видела, на что он смотрит.

– Мне кажется, Римус, не все твои люди с этим согласны. Некоторые из них более чем счастливы были охранять ma petite в данных обстоятельствах.

И голос его был мягок, как масло.

Римус так стиснул зубы, что даже глядеть больно было. И голос его прозвучал сдавленно, будто скрежет зубовный.

– Я не думаю, что именно это имел в виду наш Оба, когда согласился, чтобы вы нас наняли, сэр.

– Может быть, тебе стоит спросить Нарцисса, Римус, каковы условия найма?

Римус коротко кивнул головой.

– Я так и сделаю, сэр. Сейчас я прошу разрешения увести отсюда своих людей к чертовой матери.

Я видела мысль, промелькнувшую на лице Жан-Клода – не сказать ли «нет». Но раз ее так хорошо было видно, значит, это лишь демонстрация для Римуса.

– Иди, и уведи с собой всех, кто хочет уйти.

Римус мотнул головой, держа руки по швам:

– Нет, сэр. Я ими командую, и я говорю, что уходят все.

Жан-Клод оглядел комнату, будто запоминая лица, потом кивнул.

– Иди и уводи своих людей, Римус. Я поговорю с Нарциссом.

У Римуса стал неуверенный вид, но он снова покачал головой.

– Я не говорю, сэр, что Нарциссу это шоу не понравилось бы, но я думаю, что если бы условия договора включали такие вещи, он бы не послал к вам отставных военных и бывших копов. – Он изо всех сил уставился в плечо Жан-Клода. – Если бы Нарцисс хотел… – он поискал слово, – …расширить круг наших обязанностей, он бы послал… других.

– Но здесь не все гиены, Римус, – заметил Жан-Клод. – Ты говоришь и от имени крыс Рафаэля?

– Я ими командую, пока меня не сместят, так что – да, сэр.

Из дальнего угла раздался голос, низкий, мужской, но я его сперва не опознала. На свет вышел Пепито.

– Я из крыс Рафаэля, и я согласен с Римусом.

Пепито был мужчина крупный и невозмутимый, но сейчас он явно был возмущен. Даже побледнел, быть может. Что он чувствовал, когда ardeur метался по комнате, выбирая себе вкуснятинку? Что бы они ни чувствовали, но это напугало и Пепито, и Римуса. И сильно. А может, оскорбило их? Возможно.

– Тогда, конечно же, уходите, – сказал Жан-Клод и широким взмахом показал на дверь.

Римус направился к двери, но не вышел, а открыл ее и придержал. Пепито махнул рукой своим в глубину комнаты. Мне, чтобы видеть их из-за спинки кровати, пришлось бы сесть, да я и не уверена, что хотела бы видеть. Почему-то мне хотелось малость спрятаться, пока охранники пройдут.

Мика подтянул простыни и укрыл меня и Натэниела, а сам остался стоять возле кровати на коленях, пока охранники шли мимо. Я боролась с двумя противоположными инстинктами. Мне хотелось накрыться с головой, чтобы меня никто не видел и чтобы в глаза никому не смотреть. Но я знала, что если я это сделаю, то никогда никому из них не смогу смотреть в лицо. И я сделала единственное, что могла: уставилась на них злобно. Вызывающий вид – вот все, что я могла сделать, чтобы сохранить какое-то самообладание или уважение от кого-нибудь из них. Да, обстоятельства были чрезвычайные, и мне срочно нужно было напитать ardeur. Теоретически говоря, охранники должны были это понимать. А практически, как отметил Римус, почти все они были бывшие военные или копы, а это значит, что женщина всегда для них являлась существом низшим. Они видели мой секс с одним мужчиной, а когда новость разойдется, их будет больше. Вот самое худшее в слухах – то, что даже те, кто видел своими глазами, убеждены будут, что мужчин было несколько. И хорошо еще, если никто из них не скажет, что имел секс со мной. Такие слухи уже расходились после осмотров мест преступления, где я ничего сексуального не делала. Здесь уж не скажешь, что ничего.