Лорел Гамильтон - Пляска смерти

– Даю тебе слово, что Натэниел, Анита и я сядем с тобой и обсудим. За остальных обещать не могу.

Ашер обратил ко мне морозно-голубые глаза.

– Он говорит от твоего имени?

– Говорит, – кивнула я.

Ашер обернулся к Жан-Клоду:

– А ты, мастер?

В последнем слове прозвучал явный сарказм.

– Я не стану во всем связывать себя словом Мики, но в этом я согласен. Мы все обсудим детально, если только ты согласишься какое-то время не поднимать эту тему.

– Твое слово, – сказал Ашер.

– Мое слово.

Ашера как-то отпустило, будто энергия высвободилась. В комнате стало светлее, и дышать легче.

– Я буду вести себя прилично. И спасибо тебе, Мика.

– Не благодари, Ашер. Ты входишь в жизнь Аниты. Если мы хотим, чтобы у нас получалось, надо друг с другом говорить.

– Всегда идеален, да? – спросил Ричард, и уже его злость подняла жар в комнате.

– Нет! – вмешалась я. – Хватит ссор. И пока я сегодня не съезжу к доктору, здесь каждый будет вести себя, черт побери, как взрослый. Это ясно?

У Ричарда хватило такта смутиться. Он кивнул.

– Постараюсь. Унаследовать твой характер – это чертовски затрудняет не беситься каждый раз. – Он слегка засмеялся. – Если это лишь тень того, как все время злишься ты, я восхищен, что ты не стала убивать всех подряд. Такая ярость – это что-то. – Он посмотрел на меня, и сотни эмоций были у него в глазах. – Ты мне когда-то сказала, что твой гнев – это как мой зверь, и я тебе не поверил. Сказал, что твой гнев с моим зверем и в сравнение не идет, что ты не знаешь, о чем говоришь. Я ошибся. О Господи, Анита, сколько же в тебе ярости!

– У каждого свое хобби, – ответила я.

Он улыбнулся и покачал головой.

– Ты должна научиться сдерживать гнев, Анита. Если тебе действительно предстоит перекинуться, то сперва надо научиться им управлять.

Лицо его стало серьезным, и он подошел так близко, что мог коснуться моего лица. Когда он это сделал, наша энергия прыгнула к нему, и давая силу, и прося ее. Мы с Ричардом отдернулись одновременно, потому что это было почти больно – как электрический удар.

– Ну и ну, Анита!

Ричард потер руку. Я свободной рукой тронула свое лицо. Кожу покалывало там, где он дотронулся.

– Я полностью открыла щиты между нами тремя.

– Ты можешь совместить энергию двух триумвиратов Аниты? – спросил Мика.

– Совместить? – переспросил Жан-Клод.

– Удвоить энергию, – пояснила я.

– Поскольку до сих пор никто не создавал двух триумвиратов одновременно, ответа у меня нет. Эта энергия ответила на прикосновение Ричарда.

Я потерла щеку:

– И еще как.

– Тебе больно? – спросил Ричард.

Я покачала головой:

– Только покалывает.

Он кивнул и потер руку о джинсы, будто пытался стереть это ощущение.

Открылась дверь ванной, и вышел Лондон, уже полностью одетый, поправляя галстук, черный на черном. Если не считать глаз, до сих пор черных от силы, вид у него был как обычно. Он остановился, оглядел нас всех, потому что мы все на него смотрели. Лицо у него было надменное – его вариант непроницаемой маски. Я глядела на него и не могла поверить, что у нас был секс. Он никогда не светился на моем радаре мужиков, а теперь стал пищей. Чертовски забавный мир.

– Где все? – спросил он с той же холодной надменностью, не соответствовавшей вопросу.

– Охранники просили разрешения уйти, – сказала я, – а когда ушли все остальные, честно, не помню.

Лондон, не глядя на меня, пошел вдоль кровати. Он снова был тем же холодным и замкнутым, будто секса и не было. Уже он почти обошел кровать, как нога его запуталась в сброшенных на пол покрывалах, и он хлопнулся. Рукой он зацепился за кровать, встал на колени и уставился на нас как кошка, которая только что нечаянно что-то сбросила и пытается сделать вид, что это было намеренно.

Опираясь на кровать, он встал, дернул упавшее покрывало, несколько раз пихнул его ногой, держась за стойку. Пихнул ногой, будто какого-то врага, которого надо уничтожить. Когда пол достаточно очистился, он снова огладил на себе одежду и стал аккуратно обходить кровать. Зацепился плечом за стойку и снова на кровать свалился. На этот раз он сумел на нее сесть, не оказаться на полу, но и подняться тоже не пытался. Так и сидел, очень прямо, в черном костюме. И глядел в стену перед собой.

– Ты пьян, – сказала я.

Он кивнул, не оборачиваясь:

– Не совсем точно, но как описание сойдет.

Жан-Клод обошел кровать, встал перед ним, вгляделся, и я не видела, встретил Лондон его взгляд или нет.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Жан-Клод.

Кто-то захихикал – высоким, почти истерическим смехом. Я не сразу поняла, что это Лондон. Он свалился на кровать, широко раскинув руки, свесив ноги за край, и так и лежал, черный на светлом, хихикая, потом хихиканье перешло в хохот, и Лондон отдался весь этому хохоту, как раньше ardeur'у. Это был хороший, ясный смех, приятный звук, но никто из нас не присоединился, потому что Лондон не смеется. Это не Темный Рыцарь с его любовью к темноте и нелюбовью ко всему остальному. Этот смеющийся, приятный джентльмен на кровати – это кто-то другой, кого мы никогда раньше не видели.

У него из глаз катились слезы, чуть розоватые, как всегда у вампиров. Он закинул голову назад, чтобы посмотреть на меня.

– Я хотел от тебя скрыть, но все равно не получилось бы.

– Что скрыть? – спросила я почти испуганным голосом.

– Каким наслаждением ощущается ardeur. Белль когда-то сказала, что не знает никого другого, кто так хорошо питал бы ardeur или так быстро к нему пристрастился бы, как я.

Смех исчез из его глаз, оставив опустошенность. От такой радости – к такой заброшенности, и в одно мгновение.

– И сейчас ты опять пристрастился, mon ami? – спросил Жан-Клод.

Он повернулся к Жан-Клоду:

– Точно не знаю, но вероятнее всего – oui, пристрастился.

Сказано было без радости и без горечи. Просто констатация факта.

– Боже мой, Лондон, прости меня, – сказала я.

Дамиан попытался сесть, но нам с Натэниелом пришлось ему помочь, посадив между собой.

– И я тоже сожалею.

Лондон свернулся в клубок, лежа на боку, глядя на нас.

– Нечего жалеть и извиняться, мне так хорошо уже сотни лет не было. – Он закрыл глаза, прерывисто выдохнул. – Я такой теплый, такой… живой.

Я вспомнила: ardeur искал пищу, а Лондон так и засветился на радаре. Силен, очень силен, но не только это.

– Ardeur признал тебя как самую вкусную силу в этой комнате. Это потому, что ты когда-то пристрастился к нему?

– Реквием тоже когда-то к нему пристрастился, – ответил Лондон. – И он тоже казался вкусным?

– Нет, не таким заманчивым, как ты.

– Белль говорила, что моя сила – это питать ardeur. Употребляя современное выражение, быть для него батареей.

– Если ты так хорошо его питаешь, почему Дамиану не лучше? – спросил Натэниел.