Лорел Гамильтон - Пляска смерти

– Ты должна ехать.

– Знаю, – сказала я, села на край кровати и заставила себя откусить кусок круассана. Он тоже был хорош, мягкий, маслянистый, но я не была голодна. Кофе я хотела, а все остальное ела только потому, что надо. Ела, чтобы все были живы и здоровы. Завтрак мне всегда было нелегко съесть, но сегодня я к тому же еще и сильно нервничала… ладно, сильно боялась.

– Я поеду с тобой, как бойфренд и как леопард.

Я кивнула:

– Натэниел к тому времени вряд ли в человеческий вид вернется.

– Ты знаешь, что Ричард взял на работе выходной?

Я кивнула:

– Договорился, что его заменят.

– Он тоже захочет поехать, как ты понимаешь.

– Наверное, – кивнула я.

– Он может быть твоим волком, – предложил Мика.

Кто-то прокашлялся – Римус оказался ближе к кровати, чем мне помнилось.

– Извините, случайно все слышал.

– Мне все равно нужно с собой не меньше двух охранников, так что ты должен знать.

Он кивнул:

– Хорошо, Анита, но, как говорила мне Клодия, Ричард не даст тебе вызвать его зверя. Что пользы в его волке, если он не даст его вызвать?

Я кивнула:

– Верно, но он все равно захочет поехать.

– А если я возьму в качестве охранника одного из волков?

– Только без шума.

– Я сделаю так, что Ричард знать не будет, – сказал Римус. – Хотя он может все-таки передумать.

Я покачала головой:

– Если он не хотел перекидываться здесь, под землей, то тем более не станет посреди акушерского отделения больницы св. Иоанна.

– Должен сказать, что никто из нас не стал бы. Отличный способ, чтобы на тебя натравили полицию.

Я кивнула:

– Знаю, и изо всех сил постараюсь держаться, но я боюсь, а визит обещается стрессовый.

– Тебе нужен лев. Этот новый не придет в человеческий вид к двум часам, – сказал Римус.

– Кто-то вроде бы говорил, что Джозеф сегодня приведет своих, чтобы я могла выбрать?

Мика кивнул.

– Ему нужно позвонить и узнать, когда он может здесь быть, – сказала я. Заставила себя доесть круассан, а одной чашки кофе уже не было. Я отпила из второй и оперлась на спинку кровати. Сколько-то еды я в себя запихала, и могла теперь наслаждаться кофе, не портя его едой.

– Я сделаю.

Он вытащил откуда-то маленький сотовый телефон и отошел от кровати, создавая нам подобие уединения. Подобие – поскольку он все равно все слышал, но я была благодарна за жест.

Мика был одет в белую рубашку, накинутую на загорелое тело. Рукава туго застегнуты, но надета она была скорее как пиджак, а не как рубашка. Джинсы начинали свою жизнь черными, но сейчас скорее были серыми. Он свернулся на кровати возле меня, босиком.

– Ты надел то, в чем не жалко перекинуться, – сказала я.

Он кивнул. Волосы он убрал в хвост, но несколько прядей пропустил, и они кое-как обрамляли его лицо. Выглядел он просто очаровательно, если не считать глаз – слишком серьезных.

– Ты думаешь, у меня снова будет… – я помахала рукой, подыскивая слово, – приступ?

Он улыбнулся, но до глаз улыбка не дошла:

– Скажем так, что я к этому готов.

Я стала пить кофе чуть быстрее, потому что он остывал.

– Я достаточно поела?

– Нет, – ответил он просто.

Я опустила голову:

– У меня живот сегодня будто в узел завязан.

– Или еще один круассан, или целый фрукт, или весь сыр.

Я допила кофе и потянулась за круассаном. Когда не хочешь есть, хлеб проще всего в себя затолкать. Я стала отщипывать кусочки.

– Жан-Клоду нужно сказать про больницу.

– Знаю.

– Я могу сказать.

Я посмотрела на него, сдвинув брови:

– Ты не доверяешь мне это сделать?

Он сел, поднял руки:

– Я сделаю все, чтобы облегчить тебе задачу, но он должен как можно скорее узнать, что ты собираешься у него увезти слугу-человека, подвластного зверя и как минимум двух-трех доноров крови.

Я бросила недоеденный круассан обратно на поднос:

– Если есть какой-нибудь другой способ это сделать, скажи, я так и поступлю.

– Я этого не говорил. Я сказал только, что Жан-Клод должен знать.

– Так пойди скажи ему, – буркнула я, чувствуя первые струйки злости.

Обиженных глаз я не увидела – увидела осторожные. Он попытался взять меня за руку, я отдернулась.

– Не надо меня за ручку держать, а то я совсем расклеюсь.

Он убрал руку:

– Никто тебя не осудит, если ты расклеишься.

– Кроме меня.

Он вздохнул:

– И всегда тебе надо быть сильной…

– Надо, – кивнула я.

Он слез с кровати, встал рядом, глядя на меня. Мне не хотелось, чтобы он так стоял и меня разглядывал. Я хотела злиться, а это всегда было нелегко, когда он так славно выглядел. Черт, мне трудно было ссориться с кем угодно из мужчин моей жизни: им стоило только раздеться, и они уже выигрывали спор. Это правда, и это меня тоже злило.

– Злость – это роскошь, Анита.

Я завопила во всю глотку, низко и громко. Завопила так, что эхо пошло от стен. Вопила, пока не открылась дверь и не вбежали, толпясь, охранники.

– Вон отсюда, вон к чертовой матери! – заорала я на них.

Они массой черных рубашек обернулись к Римусу. Он их отослал движением руки, но двоих оставил при себе, так что снова у нас было четыре охранника. Наверное, его можно было понять.

– Скажи Жан-Клоду и пришли ко мне Реквиема.

Голос у меня прозвучал ниже, чуть более хрипло, чем обычно.

– Анита…

– Если будешь меня утешать, я сорвусь. – Я посмотрела на него. – Мика, пожалуйста, просто сделай, что я говорю.

– Жан-Клоду я скажу, но насчет Реквиема ты уверена?

– Уверена ли, что хочу кормить на нем ardeur?

Он кивнул.

– Нет. Я абсолютно уверена, что не хочу питаться от него, но мы говорили с Жан-Клодом. Если я буду кормиться от Реквиема, и он снова окажется с замутненным умом, то я слишком опасна для кандидатов в pomme de sang. Я должна напитаться от Реквиема до того, как встанет Огюстин. Потому что если я действительно освободила Реквиема от ardeur'а, то тем же способом мы сможем освободить Огюстина.

– Слишком много «если» и «быть может».

– Быть может, я смогу вылечить Реквиема, пока буду питаться. Похоже, я иногда могу лечить метафизическим сексом, с половым актом или без него. Маленькая вспышка Менг Дье не произведет на гостей хорошего впечатления, а мы ее не скроем, если Реквием будет так серьезно ранен.

– Ты можешь покормиться на ком-нибудь другом, кто уже твой возлюбленный.

– Ты имеешь в виду, что новое потрясение для этого дня мне не нужно, – сказала я и стала смеяться, но смех кончился всхлипом, и я прикусила губу, чтобы его сдержать.

Меня пожирала паника, проедала дыры в костях и внутренностях, и я становилась все более и более хрупкой, и когда мне будет нужнее всего, от меня ничего не останется, кроме страха – ничего полезного не останется.

Я шепнула, потому что не доверяла своему голосу: я либо снова заорала бы, либо разрыдалась. Ни то, ни другое мне не было нужно.