Лорел Гамильтон - Поцелуй Мистраля

Сияние Шолто чуть померкло, горящие глаза охладились до обычного их цвета. Впрочем, назвать обычными его трижды золотые глаза было трудновато даже по меркам сидхе.

– Я ранен, Мередит. Я хотел бы, чтобы в первый раз у нас все было идеально. Но не знаю, на что я сегодня способен.

– Я тоже ранена, - ответила я. - Но мы оба покажем лучшее, на что способны.

Встав на ноги, я обнаружила, что все тело у меня затекло. А я даже не осознавала, насколько серьезны мелкие раны, полученные в драке с Сеньей.

– Вряд ли я сумею заняться с тобой любовью так, как ты желала бы.

– А откуда ты знаешь, чего я желаю? - спросила я, медленно пробираясь то по шершавым, то по гладким камням.

– Вас с Мистралем видело много глаз. Слухи всегда преувеличивают, но если в них есть доля правды, я не смогу так доминировать в сексе, как он.

Я скользнула в воду, и она немедленно отыскала все до одной мои царапины и порезы. Прохладная вода снимала напряжение, но порезы жгла как огнем.

– Мне не нужен сейчас доминант, Шолто. Займись со мной любовью, и пусть она будет нежной, если мы оба того хотим.

Он опять засмеялся, и я расслышала звон колокольчиков.

– Кажется, только нежность мне сегодня под силу.

– Мне не всегда нужна жесткость, Шолто. У меня вкусы побогаче.

Я стояла по плечи в воде, отскребая кровь. А она смывалась едва ли не легче, чем это было бы естественно, и тут же растворялась в воде.

– А насколько твои вкусы богаты? - спросил он.

– Очень богаты, - улыбнулась я и нырнула, смывая кровь с лица и волос. Вынырнула я, глотая воздух ртом, смахивая с глаз розовые потоки. Пришлось нырять еще дважды, пока вода не стала прозрачной.

Когда я вынырнула в третий раз, Шолто стоял у кромки воды, опираясь на копье как на посох. Белый нож он аккуратно воткнул в ткань штанов, как закалывают булавку: внутрь, а потом опять наружу, чтобы не пораниться об острие. Шолто подал мне руку, и я взяла, хотя свободно могла бы выйти без его помощи и знала, что наклоняться ему больно.

Он вынул меня из воды, но в глаза мне не посмотрел. Его взгляд не отрывался от моего тела, от грудей, по которым бежала вода. Кто-то из женщин счел бы это за оскорбление, но я не из них. Шолто сейчас не король, а мужчина - а мне как раз это и нравилось.

Шолто лежал передо мной обнаженный. Я его таким еще не видела - нагим, предвкушающим, уверенным, что мы можем себе позволить все.

В единственный раз, когда я видела его нагим, у него еще были щупальца. Но он тогда скрыл их магией, и живот у него казался совершенством, настоящий живот атлета. Даже на ощупь ничего не обнаруживалось, хоть я точно знала, что щупальца там есть. Шолто так долго маскировал свое уродство гламором, что достиг в этом почти совершенства.

Он лег на спину, подложив под голову подушку из собственных штанов. Благие содрали с него кожу от ребер до паха. Теперь рана показалась мне еще больше. Болеть должно чертовски.

Белое копье и костяной нож он положил сбоку. С другой стороны я поставила чашу. Мы займемся любовью между чашей, символом Богини, и двумя предметами, ну очень ярко символизирующими мужскую силу.

Воздух над его телом задрожал, как над горячим асфальтом, и рана исчезла. Шолто снова создал иллюзию совершенного тренированного живота. Из моих любовников только у Риса был настоящий живот «кирпичиками».

– Не надо прятаться, Шолто, - сказала я.

– У тебя совсем не тот взгляд, какой я хочу видеть, когда мы впервые занимаемся любовью.

– Убери гламор, Шолто, дай мне видеть тебя настоящего.

– Там все нисколько не красивее, чем было раньше, - грустно заметил он.

Я тронула его за гладкое плечо:

– Ты был прекрасен. И сейчас тоже прекрасен.

Он улыбнулся с той же грустью, что звучала в голосе.

– Не надо, Мередит, не лги.

Я вгляделась в его лицо, не менее красивое, чем у Мороза, а никого красивее Мороза я еще не встречала.

– Королева сказала как-то, что тела лучше твоего она у сидхе не видела. Ты ранен, но рана заживет; она ничего не изменит в твоей красоте.

– Точные ее слова были: «Как жаль, что лучшее из тел сидхе, какое я видела, испорчено таким уродством».

Да, наверное, вспоминать о королеве не стоило. Попробуем другой подход. Я подползла ближе к его голове и наклонилась к губам. Но поцелуй получился холодный, он меня только что не оттолкнул. Я выпрямилась.

– Что случилось?

– В Лос-Анджелесе стоило мне тебя увидеть, и все у меня встало. А сегодня я бессилен.

И правда, он лежал мягкий и маленький - ну, настолько маленький, насколько возможно. Он был из тех мужчин, кто даже в расслабленном состоянии маленьким не бывает. Не знаю еще, насколько удал, но точно не мал.

Я владела магией, которая могла бы помочь делу, но магия эта шла от Благих, а мне хотелось бы использовать сейчас как можно меньше Благой магии. Пусть Шолто решил рискнуть, я все равно боялась за слуа, боялась, что они потеряют индивидуальность.

Но конечно, помочь здесь может не только магия.

Я осторожно сползла по голым камням к бедрам Шолто.

– Это не бессилие, Шолто, просто ты ранен. Стыдиться нечего.

– Видеть тебя голой и не среагировать - это стыд и срам.

Я улыбнулась, как он заслужил, и сказала:

– Думаю, с этим мы справимся.

– Магией?

Я покачала головой.

– Нет, не магией. А вот так.

Ладонью я провела по его ногам, наслаждаясь гладкостью кожи. У фейри волос на теле и так немного, но Шолто происходил от ночных летунов, а у них волос совсем нет. Так что он был совершенно гладкий, гладкий и мягкий, как женщина - хоть и абсолютный мужчина от макушки до пят. Я погладила внутреннюю сторону бедер, и он развел ноги, так что я смогла добраться до шелковой кожи паха. Он еще был мягкий, когда я обхватила рукой нежные яички.

От ощущения спина у него выгнулась, глаза зажмурились и голова запрокинулась, но он тут же застонал от боли. Резкое движение разбередило рану. Боль свела на нет все мои усилия.

Он закрыл глаза рукой и то ли вскрикнул, то ли всхлипнул.

– От меня сегодня толку не будет, Мередит. Ни для тебя, ни для моего народа. Вернуть нам жизнь твоей смертью я не хочу, а жизнью - не могу.

– Я подождала бы, пока ты вылечишься, Шолто, только нельзя нам ждать. Нынешняя ночь должна воскресить волшебную страну. На свой счет можешь не беспокоиться - у нас еще будут ночи, или даже дни, когда мы сделаем все, что пожелаем. А сейчас надо делать то, что должны.

Шолто отвел руку от лица и посмотрел на меня в полном отчаянии.

– Никак не придумывается поза, в которой тебе не стало бы больно, а ты не любишь боль, - сказала я.

– Я не говорил, что не люблю. Но не такую сильную.

Эту деталь я отметила на будущее.

– Верно, - согласилась я. - Есть предел, за которым боль становится просто болью.