Энн Райс - Мэйфейрские ведьмы

Полное имя этой женщины — Берта Мария Бекер. Мы раскопали, что она была наполовину ирландка, наполовину немка, родилась в 1905 году в Новом Орлеане, в районе Ирландского канала. В больницу ее приняли с серьезными ранами на голове, примерно через два часа она впала в кому и умерла, так и не придя в сознание.

Но до этого она успела многое рассказать доктору, говорившему по-английски, которого позвали к ней на помощь, а также английскому священнику, который прибыл позже.

Она рассказала врачам, что Стелла, Лайонел и Кортланд — «ведьмы», причем «злые», что они ее заколдовали, и что с ними путешествует «призрак», темноволосый зловещий мужчина, который появляется у колыбельки Анты в любое время дня и ночи. По ее словам, младенец умел призывать к себе это существо, и, когда оно оказывалось рядом, девочка восторженно смеялась; «призрак» не хотел, чтобы Берта его видела, поэтому и навлек на нее смерть, столкнув в толпе с Испанской, лестницы.

Врач и священник пришли к выводу, что Берта, малограмотная служанка, сошла с ума. Архивная запись заканчивается комментарием врача, что хозяева девушки, очень воспитанные, обеспеченные люди, не жалевшие средств на ее лечение, тяжело переживали ухудшение в ее состоянии и позаботились о том, чтобы тело умершей отправили на родину.

Насколько нам известно, никто в Новом Орлеане об этой истории не слышал. В то время из ближайших родственников девушки была жива только мать, и она, видимо, ничего не заподозрила, когда узнала, что дочь умерла от падения. Мать Берты получила от Стеллы огромную денежную компенсацию за потерю дочери, а потомки семьи Бекер вспоминали это происшествие вплоть до 1955 года.

Нас в этой истории интересует то, что темноволосый мужчина — это явно Лэшер. И если не считать рассказа о таинственном незнакомце в экипаже Мэри-Бет, других упоминаний о нем в двадцатом веке у нас нет.

Самое примечательное в рассказе няни то, что младенец мог вызывать мужчину. Невольно напрашивается вопрос, контролировала ли ситуацию Стелла? И как бы ко всему этому отнеслась Мэри-Бет? И снова у нас нет ответа. Бедная Берта Мария Бекер в одиночку столкнулась с этой проблемой — во всяком случае, так вытекает из записи.

Несмотря на происшедшую трагедию, компания не вернулась домой. Кортланд написал жене и сыновьям «печальное письмо» обо всем случившемся и прибавил, что они наняли «чудесную итальянку», которая заботится об Анте лучше, чем это когда-либо удавалось бедняжке Берте.

Итальянка по имени Мария Магдалина Габриелли, которой в ту пору было за тридцать, приехала вместе с семьей в Америку и служила няней при Анте, пока девочке не исполнилось девять лет.

Видела ли она когда-нибудь Лэшера — мы не знаем. Она жила в особняке на Первой улице до самой смерти и, насколько нам известно, никогда ни с кем не общалась, помимо членов семьи. Семейное предание гласит, что она была высокообразованной женщиной, умела читать и писать не только по-итальянски, но и по-английски и по-французски и что у нее было «скандальное прошлое».

Кортланд наконец отделился от компании в 1923 году, когда трио появилось в Нью-Йорке. Стелла и Лайонел вместе с Антой и ее няней поселились в Гринвич-виллидж, где Стелла познакомилась с множеством интеллектуалов и художников и даже сама нарисовала несколько картин, которые потом всегда называла «совершенно гнусными», кое-что написала — «отвратительную муть» — и изваяла несколько скульптур — «полное безобразие». Наконец она успокоилась и просто наслаждалась компанией воистину творческих личностей.

Все нью-йоркские источники утверждают, что Стелла была очень щедрой, платила огромные «пособия» различным художникам и поэтам. Одному другу, сидевшему без гроша, она купила пишущую машинку, другому — мольберт, третьему, старичку-поэту, даже подарила машину.

В этот период Лайонел возобновил занятия, принялся изучать конституционные законы с помощью одного из нью-йоркских Мэйфейров (потомка Клэя Мэйфейра, который пошел работать в нью-йоркскую фирму к потомкам Лестана Мэйфейра). Кроме того, Лайонел проводил много времени в музеях Нью-Йорка и часто таскал Стеллу то в оперу, которая начинала ей надоедать, то в филармонию, которая нравилась ей чуть больше, то на балет, который она по-настоящему любила.

Семейная молва среди нью-йоркских Мэйфейров (мы узнали о ней только теперь, так кате в то время никто из семьи не стал бы с нами разговаривать) рисовала Лайонела и Стеллу как бесшабашных и очаровательных людей неистощимой энергии, которые развлекались напропалую и часто будили своих родственников на заре стуком в дверь.

На двух снимках, сделанных в Нью-Йорке, Стелла и Лайонел предстают перед нами как счастливый, улыбающийся дуэт. Лайонел всю жизнь был стройным мужчиной, унаследовавшим, как мы уже писали, удивительно зеленые глаза судьи Макинтайра и светлые волосы. Со Стеллой у него не было никакого сходства, и знакомые не раз отмечали, что те, кто впервые оказывался в их доме, поражались, узнав, что Лайонел и Стелла брат и сестра, чего никак нельзя было заподозрить, глядя на них.

Нам ничего не известно о том, был ли у Стеллы любовник. И вообще, имя Стеллы никогда не упоминалось в связи с кем-то еще, кроме Лайонела, хотя молва приписывала Стелле отсутствие какого-либо постоянства в отношении молодых людей, пользовавшихся ее благосклонностью. Нам известно о двух молодых художниках, страстно полюбивших Стеллу, но она «отказалась связывать себя».

Наши сведения о Лайонеле снова и снова подтверждают, что это был тихий и несколько замкнутый человек. Видимо, ему доставляло удовольствие наблюдать, как Стелла танцует, смеется и общается с друзьями. Он и сам любил танцевать, не упуская случая продемонстрировать свое мастерство, но тем не менее определенно держался в тени Стеллы. Такое впечатление, что он черпал жизненные силы от сестры и, если ее не было рядом, напоминал «воздушный шарик, из которого выпустили воздух», становясь почти незаметным.

Ходили слухи, что во время пребывания в Нью-Йорке он писал роман и очень болезненно воспринимал всякое упоминание об этой работе, но потом какой-то пожилой писатель окончательно убил в нем всякую уверенность, назвав отрывки из его произведения «полной ерундой».

Но больше всего у нас рассказов о том, что Лайонел любил искусство, обладал спокойным нравом и, если никто не вставал между ним и Стеллой, «с ним вполне можно было общаться».

Наконец в 1924 году Стелла, Лайонел, маленькая Анта и ее няня Мария вернулись домой. Мэри-Бет устроила грандиозный семейный праздник на Первой улице, и потомки Мэйфейров до сих пор с грустью вспоминают, что это был последний званый вечер перед ее болезнью.