Татьяна Ван - Театр тьмы [litres]

– Ты нормально себя чувствуешь? – спросила у меня Джейн, когда я зачитала ей все, что записала.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, тебя не смущает, что мы пойдем к убийце? – Я уловила в голосе Джейн страх и беспокойство.

– Нет, ни капли. Потому что те журналистки не знали, что их ждет опасность. А я знаю. Поэтому все будет хорошо.

– Я на всякий случай позвоню отцу, – сказала Джейн. – Нам может потребоваться помощь. Может, он пришлет кого-нибудь из знакомых.

Я кивнула и еще раз перечитала про себя написанное. Вопросы, которые все еще тревожили меня, совсем скоро должны были найти ответы.

– Только ничего не рассказывай ему. Попроси быть наготове, но не говори, что мы собираемся делать. Не нужно лишней шумихи.

– По-хорошему, отдать бы все это полиции. Ловить преступников – их задача. Сара, может, все-таки отбой?

Джейн поражала. В тот момент, когда до победы оставалось всего два шага, подруга решила сдать позиции.

– Нет, мы не можем. Точнее – я не могу. Прости, конечно, но полиция посчитает нас сумасшедшими. Помнишь, что сделал инспектор Хаммилтон, когда к нему пришла Эмили с новостью о шестнадцатом грабителе поезда? Он посмеялся над ней. С нами будет то же самое. Поэтому, наверное, твоему отцу лучше вообще ничего не знать. Я не готова к срывам планов.

– А как же Том? Ты думала, что будет с ним и театром, которому он служит? Если не обращать внимания на скелеты, которые они прячут в шкафах, то ребята ведь очень талантливые. Когда вскроется правда, их посадят как соучастников.

Имя актера резануло по коже. Я уже думала и о Томе, и о последствиях, с которыми столкнется театр после репортажа. Сначала я чувствовала себя виноватой. Считала, что не должна так сильно подставлять актеров. А потом внутри что-то щелкнуло, и я решила идти до конца, не думая, что с кем будет. А вскоре во мне и вовсе пробудилась ненависть. Я ощущала ее каждой клеточкой тела. Я жила ею. Ненависть к Тому, его переменам настроения; к труппе, которая делала вид, что гениальна и добра, но на деле прислуживала серийному убийце-психу. Разве это нормально? Разве это в порядке вещей?

Пелена злости застилала глаза, когда я думала о них. Поэтому сдаваться в планы не входило.

– Сара? – позвала меня по имени Джейн, не получив ответа.

– Мне все равно, – холодно произнесла я. – Сейчас самое главное – выполнить работу. Не ради «Таймс», а ради справедливости. Я обязана рассказать людям правду. Я устала от вранья, Джейн. Очень устала. И если полиция смеется над журналистами, то я положу этому конец.

– Только не говори, что ты собираешься отомстить за Эмили.

– Не говорю.

– Ты сильно изменилась, – вынесла вердикт Джейн. – После той встречи с санитаром и Томом. Что-то произошло в твоей жизни, но ты снова закрылась на все замки и не пускаешь меня в душу. Если думаешь, что виновата в смерти Эндрю, то сильно заблуждаешься. Раз его больше двадцати лет пичкали психотропными препаратами и проводили шокотерапию, ему в голову могло прийти все что угодно.

– Он убил себя после моего визита, – сухо напомнила я.

За окном раздался шум проезжающей машины. Потом прошла компания подростков, смеясь. Кажется, они обсуждали телесериал. Я вдруг почувствовала острую зависть к их беззаботному времяпрепровождению.

– Всего лишь случайность.

– Случайностей не бывает. Все события в жизни – цепочка.

– Тогда его смерть была предопределена с самого начала. Значит, так решил Бог.

– Бог, – я ухмыльнулась. – Почему же он не спас его? Почему не спас журналистов? Где он был – этот твой Бог? Или все эти смерти тоже судьба?

Мне никогда не забыть выражение лица Джейн. И в особенности – ее взгляд, в котором я не видела ничего, кроме страха и беспокойства. Передо мной сидел незнакомый человек. Как, думаю, и перед ней. Сейчас, вспоминая наш разговор, я не понимаю, как Джейн не заорала от ужаса, видя перед собой не ее лучшую-добрую-подругу-Сару, а существо, не знающее тепла, любви и сострадания. Может быть, я и не показывала этого, но мне хотелось мстить. Мстить за убийства.

В итоге мы договорились встретиться у театра «GRIM» в шесть часов вечера.

– Удивительное сочетание цифр, – заметила подруга, завязывая шнурки на кроссовках. – В шесть часов вечера шестого июня, а июнь – шестой месяц в году. Число дьявола. Как и пожар в 1666-м [33]. Там тоже были три шестерки и огонь.

– Давай не будем о паранормальном, – попросила я, наблюдая, как подруга выпрямляется.

– Как скажешь, – Джейн скованно улыбнулась, а потом вдруг стала серьезной: – Знаешь, что еще странно в этой истории?

Я вопросительно на нее посмотрела, потому что куда еще-то ?

– Тебя пригласил на премьеру не Том Харт, хотя именно через него ты «контактировала» с театром. По классике жанра, именно он должен был позвать тебя на новый спектакль. Но почему пригласил Деймон, а Том даже не заикнулся о премьере? Что бы это значило?

– Еще в начале знакомства Том говорил, что их художественный руководитель даст интервью. Потом сказал, что худрук не хочет говорить с прессой. А в итоге? Я все равно буду интервьюировать Реда.

«Кстати. Почему именно Ред? Кристофер Бейл. Ред… Почему именно такой псевдоним?»

– Думаю, на то были причины. Может, Том хочет тебя защитить.

– Ага, как же.

На мое высказывание Джейн лишь пожала плечами. Потом поцеловала в щеку на прощание, пожелала всего доброго и скрылась за дверью.

Когда подруга ушла, я закрыла за ней и вернулась на кухню, чтобы за чашкой чая доработать вопросы, которые я хотела задать художественному руководителю. Сев за стол, я с силой сжала карандаш, открыла ежедневник и посмотрела на расписанные факты. Потом перевела взгляд на свои пальцы и устало вздохнула. На коже остался след от ожога; от ожога, который я получила, взяв номерок в театре «GRIM».

«Мистики не существует, но все, что со мной происходило в последнее время, – это какой-то некачественный спектакль о сверхъестественном», – с грустью хмыкнула я.

Стоило мне подумать об этом, как на улице каркнул ворон.

– Опять ты! – раздраженно воскликнула я и встала со стула, чтобы затворить окно.

Когда я взялась за ручку пластиковой рамы и уже готовилась затворить ее, сзади раздался треск. Забыв об окне, я резко развернулась и закричала – возле кухонного стола заискрилась розетка. Схватив прихватку, я выдернула из нее электрическую вилку от микроволновки. Розетка еще какое-то время горела, но вскоре потухла, став черной, как угли.

– Да что это такое, – прошептала я, рвано дыша от страха.

На улице снова каркнул ворон.

Ночью перед премьерой я не могла сомкнуть глаз. Сначала боялась, что в квартире опять что-то случится, а потом, когда успокоилась, в голове принялись вертеться предполагаемые события будущего дня. Я начала репетировать разговор с Кристофером; представляла, как едко буду задавать ему вопросы и как он будет неумело на них отвечать. При этом я беспокоилась. Все-таки художественный руководитель был невменяемым, и я не до конца понимала, чего от него можно ожидать. Меня окольцевала тревожность. Но совсем чуть-чуть. Незначительно. Самоуверенность все-таки брала верх.