Валерий Роньшин - Девочка с косой и другие ужасные истории [litres]

Самокатов вернулся к себе. «Двадцать минут… двадцать минут…» – стучало у него в голове. Выходит, после разговора с дворником он пришел домой, бухнулся в кресло и незаметно для себя уснул. И все, что было потом – приход Макса, звонок в полицию и так далее, вплоть до того момента, когда Нестерова вынула из Генкиной груди сердце, – был сон…

Или не сон?.. Самокатов осторожно потрогал кончиком языка укушенную губу. Вот блин! Все так запуталось-перепуталось, ни фига непонятно – где сон?.. где не сон?..

Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля… – заиграл мобильник.

– Алло, – ответил Генка.

– Я-а тебя-а убью-у… – раздался в трубке замогильный голос.

Самокатов ни капельки не испугался.

– Эй, Горох… – сказал он.

– Я-а не-е Горо-о-х, – продолжал дурачиться Макс. – Я-а Ку-у-рочкина.

– Кончай прикалываться. Ты откуда звонишь? С Фарфоровской?

– Нет, из дома, – уже своим обычным голосом ответил Горохов. – Только что пригнал с Фарфоровской.

– А теперь гони ко мне. Я тебе кое-что расскажу.

– Про типа в черном?

– Про все. Тут такая шизуха!

– Шизуха?

– Ага. Полная.

Через пять минут (ребята жили рядом) Макс был у Генки.

– Что это у тебя, Самокат, с губой? – сразу заметил Горохов.

– Курочкина укусила.

– Чего?! – вытаращился Макс.

– Того…

И Генка рассказал все с самого начала и до самого конца.

– Вот так фишечка! – присвистнул Горохов. – Значит, я тебе во сне говорил, что тип в черном каждый день на кладбище таскается?

– Ага… А что?

– А то, что так оно и есть: тип приходит на кладбище каждый день. А то и два раза в день.

– Да уж, – со вздохом сказал Самокатов. – Сплошной неврубон.

– Зато интересно! – с жаром воскликнул Макс.

– Кому интересно, а кому и не очень. Как вспомню свое сердце на ладонях у Курочкиной… Бр-р-р… – Генку передернуло.

– Кстати, я тебе дельную мысль во сне подкинул, – сказал Горохов.

– Когда придумал в полицию звякнуть?

– Нет, когда говорил, что твоим сознанием из соседней квартиры управляют.

– А-а, психотронное оружие…

– Ну может, и не психотронное. Но какая-то фигня там определенно имеется.

– Какая фигня?

– С помощью которой тобой манипулируют.

– Кто манипулирует?

– Этот тип в черном.

– А зачем? – не понимал Генка.

– Фиг его знает… Слушай, а у тебя в самом деле есть ключ от той квартиры?

– Да, есть.

– Так давай залезем. Может, чего-нибудь и нароем.

– Давай. А когда?

– Завтра. Как только тип на Фарфоровскую умотает.

– А если он неожиданно вернется? – выдвинул Самокатов тот же довод, что выдвигал и Горохов в его сне.

– Я за ним пойду, а ты в квартире пошуруешь. А если он повернет, я тебе звякну. Годится?

– Годится! – кивнул Генка. – Только давай я за ним пойду. А ты в квартире пошуруешь. Что-то мне в лом опять туда лезть.

– Так это ж во сне было.

– Ну и что.

– Ладно, – согласился Горохов, – я полезу. А ты сядешь ему на хвост.

И вот на следующий день Самокатов снова «сел на хвост» типу в черном. А тот, в свою очередь, сел в электричку. И поехал… Генка вернулся домой и условным стуком постучал в квартиру напротив.

Горохов открыл.

– Заваливай.

Самокатов завалил.

– Ну что, уехал?

– Ага.

Мальчишки прошли в комнату. Здесь все было точь-в-точь, как в Генкином сне. Только без гроба на полу.

– Вот тут он стоял, – указал Генка ногой.

– Кто? – не понял Макс.

– Гроб с Курочкиной… А вон там стояли Купоросов с Нестеровой, – показал он уже рукой.

– А я здесь уже все перерыл, – сообщил Горохов. – И смотри, что нашел… – Макс протянул Генке ученическую тетрадь.

Генка ее полистал.

Все страницы заполняли стихотворные строчки. Это была поэма под названием «На смерть любимой Риты».

– Прикольно, – сказал Самокатов, пробежав поэму глазами. – Как будто он не про собаку пишет, а про свою невесту.

– Да, типа того. А смотри, что я еще нашел… – Макс протянул Генке фотографию.

На фото был мужчина в черном. Точнее, на снимке он был в белом. Рядом с ним стояла пожилая женщина.

– Это ж Марья Сергевна! – воскликнул Самокатов.

– Ага.

И действительно, с фото на ребят глядела их первая учительница – Мария Сергеевна Афонькина. Она учила их в начальных классах.

– Гляди, как они похожи, – сказал Макс.

– Да, да, – поддакнул Генка.

Мальчишки переглянулись. До этой минуты мужчина в черном представлялся им загадочным и странным. И вдруг предстал совершенно в ином свете. А именно – сыном их первой учительницы.

– Слушай, Самокат, а что если мы не туда заехали? И тобой никто не манипулирует.

– Это была твоя версия, – напомнил Самокатов.

– Да, моя, – запальчиво ответил Горохов. – Потому что ты стал вопить: «Я не врубаюсь – сны это или не сны!»

– Так я и до сих пор не врубаюсь…

Но в душе у Генки уже начали зарождаться сомнения. У него же сейчас переходной возраст, во время которого – он читал в инете – всевозможные закидоны бывают. Может, тогда и эти сны тоже закидоны?.. А царапины, шишка и укус?.. Но ведь он действительно мог сам себя незаметно оцарапать, ударить и укусить.

«В общем…» – подумал Самокатов. И не успел додумать, потому что увидел… фонарик.

И все Генкины доводы рассыпались, как карточный домик.

– Горох, это мой фонарь. Я его здесь оставил. Во сне…

– С чего ты взял, что он твой?

– Видишь, изолентой замотано, – показал Самокатов. – Это я замотал.

Горохов попытался найти логическое объяснение:

– А может, твои родичи сюда приходили?

– Зачем им сюда приходить? – пожал плечами Генка.

– Ну мало ли, – тоже пожал плечами Макс.

– Даже если они и приходили, то не стали бы брать мой фонарик. У них свой имеется.

В Генкиной голове снова роем закружились ставшие уже такими привычными сомнения: значит, это был не сон?.. или сон?.. или не сон?.. или сон?.. или не сон?..

– Вот блин горелый! – угрюмо буркнул Самокатов.

– Да все зашибись! – бодро сказал Горохов. – У нас же теперь зацепка имеется.

– Зацепка?

– Ну да! Марья Сергевна. Надо ее расспросить о сыне.

– Точно! – приободрился Генка. – Погнали в школу!

– Погнали!

В школе Самокатов, пересилив себя, – чего только не сделаешь ради навороченного айфона – подошел к Нестеровой.

– Екатерина Васильна, а можно двойку по русскому исправить?

– Надо не исправлять двойки, а не получать их, – сухо ответила учительница.

– Да я случа-а-йно ее получил, – притворно заныл Генка.

Нестерова холодно смотрела на него. Самокатову стало неприятно от этого взгляда. Вдруг вспомнилось, как учительница вытащила у него сердце.

– Хорошо, Геннадий, – наконец сказала Нестерова. – Послезавтра, к часу, приходи в учительскую. У меня будет «окно», и я тебя поспрашиваю.