Вик Джеймс - Санктуарий

– Его не случайно называют «дар». Вы принимаете то, что вам дано. Моя бабушка была очень способной ведьмой, моя мать – бездарная. У меня есть способность, у моей дочери – нет. Это бывает нелегко принять, но так лучше. Представьте себе, что можно было бы вести селективный отбор на магию, как на сильное сердце и легкие у скаковых лошадей. Если бы у пары сильных колдунов рождались еще более сильные дети и так далее, то, наверное, понятно, кто бы сейчас правил миром.

Я и раньше знала, что ведьмовской дар изредка бывает и у мужчин – много говорилось об этом, когда предыдущий глава Собора стал первым мужчиной на этом посту за более чем сто лет. Но чтобы у двух сильных колдунов рождались суперсильные дети-колдуны? Я о таком не думала – и эта мысль пугает.

А потом я вспоминаю укол Фенн насчет презумпции виновности и беру себя в руки. Я веду разговор дальше.

– На момент смерти Дэниела Уитмена ваша дочь с ним встречалась. Сколько времени они были вместе? Их отношения выглядели счастливыми?

Фенн деталей не знает. У меня создается впечатление, что ведьмы как родители придерживаются правила «разберись сама». Однако названные ею даты совпадают с теми, которые мне дала Черил Ли. А потом я настораживаюсь.

– Конечно, из-за их отношений возникли трения с Беа.

– С Беатриз Гарсия?

– Да, она давно влюблена в Дэниела. Один раз даже спросила меня, не помогу ли я ей привлечь его внимание. Так что, когда Дэн с Харпер сблизились, это вызвало размолвку между девочками. Мы несколько раз устраивали совещания мам, пытаясь с этим разобраться, но потом решили, что не надо вмешиваться. А потом Беатриз начала встречаться с Фредди Макконофи, так что в итоге все наладилось.

– Извините, миз Фенн, а Харпер с Дэниелом спала?

– Думаю, да. У нашего сообщества нет предрассудков относительно телесных желаний, агент. Юноши в этом возрасте обычно желают секса, и у меня никогда не возникало ощущения, что Харпер не испытывает того же.

– Ей с ним было хорошо?

– А к чему эти вопросы? – спрашивает Фенн. – Пытаетесь выявить мотив? Послушайте, я не знаю деталей того, что между ними было, но если бы каждая девушка, поссорившаяся со своим парнем, его за это убивала, то Америка вымерла бы лет за пятьдесят.

Она улыбается. Улыбка бледная, но она есть. Если она все еще способна улыбаться, значит, ей не известно про смертную казнь, и я заканчиваю наш разговор, пока отсутствие упоминаний об этом с моей стороны не стало обманом. Записав ей свой телефон, я еще раз повторяю, что мне нужно поговорить с Харпер.

На улице вижу, что Мартино закончил отчищать фасад дома и загружает свой фургон. Когда я прохожу мимо, он поднимает голову.

– Мы с вами встречались, агент?

О!

Возможно, я все-таки что-то узнаю про тот давний вечер.

– Вообще-то, – говорю я Мартино, – я служила в Санктуарии пару лет назад. Может, наши пути пересекались?..

– Я ни за что не забыл бы, – он широко улыбается, и я вижу, что у него между передними зубами довольно большая дыра. – Похоже, ваш коллега увез вашу машину к отделению. Вас подвезти?

Я сказала Честеру, что пойду пешком. «Кухонный уголок» в моей съемной квартире состоит из микроволновки и чайника, а я пристрастилась к еде на вынос, что не идет на пользу моей талии. А свежий воздух и прогулки помогают мне думать.

В то же время имя Мартино присутствовало в том рапорте о вызове. Возможно, он – тот кусок мозаики, который поможет картинке сложиться.

Плюс к тому эта его улыбка с неровными зубами. У моего бывшего была такая. И у того бывшего, что был до него.

– Вы так любезны, – говорю я и залезаю в фургон.

Мартино предлагает провезти меня «маршрутом для туристов», чтобы я смогла освежить память. Это – удобный момент, чтобы расслабиться и позволить ему болтать и забыть, что я – коп.

– Я только рад, – говорит он, устроив на руле запястья. – Я родился и вырос в Санктуарии, и горжусь этим городком. Весь этот район – это Кобб, историческая часть города. У нас тут самые старинные дома во всем штате. Вот почему Сара здесь живет. Ведьмы любят историю.

Колеса катятся по булыжнику, в задней части фургона дребезжат вещи. Улицы и переулки узкие и кривые. Заметно, что планировка тут сохранилась со времен, когда не было асфальта и светофоров, а транспортным средством были только конные телеги.

– Эти часики установлены на месте, где была городская площадь. А видите вон там что-то вроде растрескавшегося тротуара? Это – край старинной площадки для выпаривания соли.

Он указывает на низкий ряд камней, выложенных по краю. Рядом с ними – информационный стенд с заголовком «Блэк Хилл превращается в Санктуарий». Я вытягиваю шею, и пока мы едем мимо, успеваю разглядеть репродукцию старинной гравюры, на которой горбатая черная фигура убегает от разъяренной толпы.

– Блэк Хилл? – спрашиваю я. – Значит, это не всегда был Санктуарий?

– Не-а. Получил это название после изгнания ведьм. Пока Салем бурлил в двухстах милях вон туда, – он показывает пальцем на восток, – здесь ведьм выгнали из города, а если они задерживались, то их фамильяров вешали на деревьях. А потом брошенные дома сожгли, а пепелища посыпали солью. Понадобилось столько соли, что специально устроили площадку для ее выпаривания. А когда дело было сделано, старейшины Блэк Хилл заявили, что это – первое поселение, уничтожившее всех ведьм, и переименовали его в Санктуарий.

Меня передергивает. С чего это Сара Фенн решила жить здесь, среди всех напоминаний о том, что творили с ей подобными? Не приходится удивляться, что она – единственная ведьма в городе.

Или, по крайней мере, единственная зарегистрированная ведьма.

Пусть Кобб и был первым обжитым районом, сейчас он находится на окраине Санктуария. Судя по претенциозным кафе и бутикам с названиями типа «Хитрая Лиззи» и «У Черного Кота», тут в основном бывают туристы. Я замечаю одну лавочку, позиционирующую себя как «бар зелий».

Однако вскоре мы оказываемся у одного из протоков реки Акконтик, которые разбивают Сатнктуэри на части, похожие на осколки разбитой тарелки. По низкому чугунному мосту мы выкатываемся из Кобба, и справа от нас – чаша стадиона, а вокруг внезапно возникают экспресс-кафе и аптеки, как в любом городке. Улицы становятся прямыми, с четкими перекрестками. Где-то рядом – Мэйн-стрит, и я прошу Мартино свернуть на нее: мне надо убедиться, что лавку Фенн не разукрасили так же, как ее дом.

Мне эта центральная улица знакома. Мы проезжаем кафе «Старбакс», которое единственное из всех, что работают в Соединенных Штатах, балансирует на грани разорения. Детишки Санктуария предпочитают веганское кафе в модном квартале неподалеку от здания полиции. Мартино указывает на памятник городскому старейшине, который переименовал Блэк Хилл. Он покрыт птичьим пометом, и кто-то напялил ему на голову оранжевый защитный конус, словно шляпу ведьмы – или шутовской колпак. Думаю, Фенн оба варианта одобрила бы.