Вик Джеймс - Санктуарий

Она похожа на Дэниела Уитмена.

– Дэниел! – вопит Эбигейл. – Нет!

Она бежит к огню.

– Эби, стой!

Какой-то мужчина бросается вперед. Это Альберто. Вот только что-то его останавливает. Его собственная трусость – или, может, остатки моих чар супружеской верности? Он вытягивает руки, но оказывается слишком далеко.

Эбигейл останавливается перед горящим помостом. Что бы она ни видела, но смотрит она на это так, будто это воплощает в себе все ее надежды и стремления. Языки пламени продолжают извиваться, но я больше не различаю мерцающей фигуры человека, которая мне привиделась. Только голодное сердце огня.

– Дэниел! – кричит мой враг – и давняя подруга.

В ее голосе больше нет ужаса. Только радость.

Она ставит ногу на пылающую ступеньку и бросается в адское пламя.

Зрители орут – все, как один. А потом наступает хаос.

Толпа за ограждениями кипит. Половине хочется пробраться ближе к ужасающему зрелищу самосожжения Эбигейл Уитмент, а остальным – как можно скорее убраться прочь.

Волосы у Эбигейл вспыхнули, словно факел. Я больше не вижу фигуры, которая, как показалось на краткий миг, двигалась в огне. Она выкрикнула имя сына, но теперь внятных звуков не издает – только крики жуткой боли. Оказавшиеся ближе к костру зовут ее, умоляют спрыгнуть. Вот только у Эбигейл Уитмен больше нет ног – только горящие корни дерева.

Новый рев, треск и стук. Дальние ряды трибун – те, где сидели спартанцы – обрушились и загорелись. Ребята бросаются с трибуны назад, пытаются лезть вбок, а сиденья начинают плавиться.

Все бегут, спасая свою жизнь, воздух наполняется дымом. Запахи становятся сильнее: обгоревший пластик и краска, и вонь плоти человека, гибнущего в огне. Раздаются вопли людей, которых отрывают от близких, которые спотыкаются и падают.

С бряцанием ближайший ко мне металлический барьер опрокидывается. Люди падают, попав под него или застряв ногами в перекладинах. Однако поток бегущих не останавливается, они топчут лежащих.

Вознеся благодарность за подготовку в сдерживании бунтующей толпы, я проскальзываю сквозь самую сильную сумятицу и бегу к помосту. Кто-то должен попытаться отдать спокойные распоряжения. Однако Тэд Болт успевает к микрофону первым.

– Оставайтесь на месте! – орет он. – Не двигайтесь! Мы еще не закончили!

Микрофон у него в руке искрит – и он с ревом отшатывается назад, хватаясь за лицо. Он снова искрит, шипя и плюясь, и шеф полиции дергается, словно рыба на крючке. Он падает.

Я поднимаю взгляд. Сара и Харпер Фенн наблюдают за всем. Два копа, которые их стерегли, совещаются, решая, что делать.

Наклоняясь над Тэдом, я тянусь за ключами у него на поясе. Среди них должен оказаться ключ от наручников. А потом я подтягиваю капюшон и пронзительно кричу парням:

– Ваш босс сейчас тут умрет, ребята!

Он уже умер, пальцы у него сварились – но они этого не знают.

– Эти ведьмы никуда не убегут! – кричу я, видя, что они все еще колеблются.

Тут они решают все-таки прийти Тэду на помощь, и я снова ныряю в толпу и занимаю их место.

– Спокойно! – говорю я Саре.

Нахожу ключ и освобождаю ее запястья и лодыжки. Парни шефа варварски склеили ей пальцы: до этого я такое видела только у жертв садистов. Вот что закон сделал с этими женщинами!

Я нахожу обтрепанный конец и отрываю полоску. После этого Сара пускает в ход зубы и разматывает оставшуюся ленту. А я перехожу к Харпер.

На девушке все то же тонкое платьице, в которое она утром переоделась на берегу. Руки у нее обнажены, скрыты только наколками – и она протягивает мне свои скованные запятья, чтобы я открыла замок.

Ясные голубые глаза Харпер Фенн заглядывают в мои – и я словно смотрю в воду, прозрачную и… ох, ужасно холодную.

А она улыбается.

Пригибаясь, чтобы освободить девушке ноги, я говорю Саре, где Честер вчера оставил ее машину, закрепив скотчем ключи под бампером.

Я стягиваю с себя толстовку и сую Харпер.

– Ты слишком узнаваема. Лучше прикройся.

Разбитые губы девушки раздвигаются чуть шире.

– Я к этому привыкла.

А потом они обе исчезают в дыму и панике.

Я со стоном выпрямляюсь и пытаюсь понять, что полезного я могу сделать в этом хаосе.

Прямо над стадионом винт вертолета, направленного местным телеканалом, взбивает воздух. Я вызвала сюда команду Дао, чтобы они стали свидетелями – и в надежде, что их присутствие заставит жителей Санктуария сдержаться. Теперь я надеюсь, что в этом дыму камеры ничего не различат. Хотя бы это спасение.

Я приветственно поднимаю к небу руку с торжествующе оттопыренным пальцем, а потом поворачиваюсь на крики пострадавших.

@POTUS 20.54

Карантин снят и порядок восстановлен в Санктуарии благодаря решительным действиям, которые предприняли @НациональнаяГвардия @ОтделениеПолицииСанктуария

МОЛОДЦЫ!

Ранним солнечным утром я пакуюсь у себя на съемной квартире, чтобы ехать обратно в Хартфорд и там выслушивать концерт, который собирается устроить мне Реми (и можно не сомневаться, что это будет не Синатра), когда в дверь стучат.

Я попрощалась с Честером еще вчера, в нашем любимом унылом «Старбаксе», так что кто бы это ни был, я их видеть не желаю.

Пока низкий голос не произносит:

– Я знаю, что вы здесь, агент Мэгги.

…и я решаю, что все-таки желаю.

– Вернулся за толстовкой, которую одалживал, – говорит Пьер, когда я открываю дверь. – И только, клянусь.

– Потеряла. Извини.

– Не страшно, – он ухмыляется, но тут же снова становится серьезным. – Они уехали?

– Да.

– Знаете, куда?

– Не знаю. Не спрашивала. Не хочу знать.

Пьер качает головой:

– Логично. Послушайте, я должен извиниться. Тот наш последний разговор на стадионе… Я испугался за мою девочку, когда она начала все это говорить. Знаете, она довольно бестолковая и не думает и половины того, что у нее слетает с языка. Я говорил со злости, и мне стыдно.

Я отмахиваюсь.

– Не за что извиняться. Можете мне поверить: за время моей работы я насмотрелась на родителей, которые волнуются за своих детей.

– Еще бы. Но это не все. Иззи попросила меня сказать… то, о чем вы спрашивали? Рисунки? Она потом поняла, о чем вы. Это эскизы к тату. Она уже давно на них зациклилась, выпрашивает у мамы и у меня разрешения сделать хотя бы одну. Ага, щас! – он закатывает глаза. – Те рисунки: это татуировки Харпер. Она всегда показывает моей малышке свои новые.