К. Р Александр - Зона ужаса [litres]

Андре, я знаю, тоже не хотел.

Мы вернулись чуть ли не бегом. Всю дорогу молчали и даже не сказали «пока» Дешону и Кайлу. Только обменялись напоследок взглядами, в которых читалось твёрдое намерение позабыть обо всём, что случилось на кладбище.

Теперь я почти жалею, что мы не поговорили.

Что же Каролина обнаружила в той жестянке? Забрала ли находку? А может, подстроила всё сама? Хочется обвинить её, но её побледневшее как мел лицо выглядело таким потрясённым. Похоже, она удивилась не меньше нашего. Что бы там ни лежало, это личное. А значит, Каролина не просто так отправилась за нами… Кто-то закопал ту жестянку для неё, то есть она тоже получила записку. Кто-то решил собрать нас пятерых на кладбище. Но зачем?

Несмотря на все одеяла, меня начинает знобить от одной лишь мысли о том, что́ я заметила, уходя.

Фигура у могилы. Клоун.

В смысле, я думаю, что это был клоун. Светлая рубашка с объёмными подбитыми плечами, причёска-одуванчик, окружавшая лицо перевёрнутым полумесяцем. Незнакомец помахал мне огромной рукой в перчатке, и, клянусь, из темноты полыхнули глаза. Они светились бледной голубизной и позволяли видеть улыбку, слишком широкую для нормального человека.

По спине вновь пробегает дрожь.

Нет, наверное, просто воображение разыгралось.

А даже если и не так, значит, просто какой-то старшеклассник в маскарадном костюме решил подшутить. Тот самый, который заманил нас всех. Наверно, снял на камеру и выложил запись в интернет смеха ради: «Посмотрите-ка, вот идиоты, испугались на кладбище сами себя!»

Но… если вдуматься, я не видела ничего действительно страшного.

Разве что клоуна.

Откуда этот шутник узнал о клоуне?

Чушь какая-то! Если кто-то затеял розыгрыш, то почему не выпрыгнул из темноты и не напугал нас? Почему было так тихо?

Возможно, что-то пошло не так. Неполадки с какой-нибудь бутафорией. Возможно, нам готовили встречу с пластиковым скелетом или какой-нибудь тварью, которая должна была выскочить из могилы.

Но что, если записку послали не дети? Что, если это сделал сам клоун?

Чем больше думаю, тем меньше понимаю. Зачем нас туда притащили? Кто наблюдал за нашим уходом?

Слышно, как в соседней комнате расхаживает мама. Андре – гей, но вдруг её расстроит, что он заночевал у меня в комнате? Может, выставить его, пока она не заметила? Пусть незаметно переберётся к Фредди. Фредди явно ещё не встал. По утрам он сущий кошмар. Вот проснётся, поймёте почему!

При мысли о том, как мой братец поднимет Андре, распевая свою песенку – пожелание доброго утра, мои губы растягиваются в улыбке, которая быстро меркнет. Что это за звук? Будто кто-то споткнулся, тихо шаркнув ногами.

Он ближе, чем у мамы в комнате. Доносится из… нет! Не может быть!

Как будто из моего чулана…

Я замираю. Таращусь на запертую дверцу, понимая, что не в силах пошевелиться, даже если захочу.

На полу по-прежнему мирно сопит Андре. Казалось бы, рядом с ним я должна чувствовать себя в безопасности, но нет. Такое ощущение, будто исчезли все звуки, если не считать шума его дыхания.

Ни птиц, что приветствуют утро своими трелями. Ни машин.

Ни маминой возни на кухне. Тишина.

Разве что ещё шарканье

из

моего

чулана.

Снова что-то падает, кажется куртка, и я слышу звук, от которого у меня леденеет кровь.

Хихиканье.

Его же я слышала ночью на кладбище.

Снова хихиканье. И ещё раз.

– Эйприл! – окликает меня высокий мужской голос, за которым следует очередной жуткий смешок. – Я знаю, где ты спишь, Эйприл. Я тебя вижу…

Скрип,

и дверь

медленно

отворяется.

– Я тебя вижу, Эйприл, – повторяет голос, и сквозь щёлочку в двери я замечаю голубой глаз, который светится, точно луна, и острые зубы, как у змеи. Голос клоуна обретает глубину, становится таким громким, что от него трясётся кровать.

– Я ТЕБЯ ВИЖУ!

Дверь внезапно распахивается.

Я закрываю глаза и кричу.

– Эйприл! – орёт кто-то.

Не клоун. Не клоун.

Кто-то у меня на кровати. Чьи-то руки держат меня за плечи. Я кричу снова.

– Эйприл! – повторяет голос.

Нет, не голос клоуна. Андре.

– Эйприл, всё хорошо! Это всего лишь я. Тебе приснился кошмар.

Он заключает меня в объятия, крепко сжимает. И лишь тогда я понимаю, что плачу. Дышать нечем. Я едва слышу его сквозь стук крови в ушах.

Андре притягивает меня к себе, и я наконец открываю глаза. Смотрю на дверь чулана.

На дверь, которая должна быть заперта. Но нет.

Она открыта,

всего на щёлочку.

Ровно настолько,

чтобы за нами подсматривать.

А я знаю, что закрыла её перед сном.

Не понимаю, почему Дешон так напуган. Как только я проснулся, он убежал на первый этаж. Расспросить нет никакой возможности, потому что его родители рядом. Мы молча поедаем завтрак из хлопьев, а его мама и папа вспоминают свои любимые хеллоуинские костюмы разных лет. Дешон почти не слушает, то и дело посматривая на телевизор в гостиной, и с каждым разом его смуглая кожа бледнеет всё больше.

Наконец он предлагает махнуть на прогулку, попинать где-нибудь мяч. Очень странно с его стороны, ведь он всегда был домоседом и предпочитал видеоигры уличным развлечениям.

– Что вчера случилось? – спрашиваю я по пути к школьной площадке.

– Не знаю. Мы пошли на кладбище и…

– Я не о кладбище. Почему ты с утра сам не свой?

Похоже, Дешон собирается уйти от ответа – сменить тему или ещё как-то. Подбрасывает мяч, смотрит куда угодно, только не на меня. Он выглядит напуганным и вздрагивает от каждой хеллоуинской декорации на пути, даже от тыкв, которые глупо лыбятся с соседского крыльца. Такое чувство, что ему мерещатся призраки. Повсюду.

Несколько лет назад Дешон признался, что до ужаса боится призраков. Началось это, разумеется, после фильма о полтергейсте, который он просидел от начала до конца, леденея от страха и натягивая одеяло до подбородка. Той ночью Дешон не спал и на следующую попросил меня остаться с ним. Я видел, что он опасался моих подколок, но, конечно, не стал поднимать его на смех. С тех пор мы не посмотрели ни одного по-настоящему пугающего фильма о призраках.

– Я… – наконец выдавил он. – Я… э-э… ты этой ночью хоть раз просыпался? Слышал что-нибудь?

Его голос звучит так убито, что к горлу тошнотворным комком подкатывает страх.

Кажется, я не видел снов вообще и уж конечно не помню, чтобы подрывался среди ночи.

Нет, ничего, дрых как сурок.

Дешон закусывает губу.

– Тогда… наверное, я просто видел плохой сон.

Судя по тому, как Дешон это сказал, сам он в такое объяснение совсем не верит, и я тоже. Мы ночевали друг у друга бессчётное количество раз, и у обоих бывали кошмары, но таким испуганным я Дешона не припомню.