Полина Луговцова - Избушка на краю омута

Все семеро подошли к дому и остановились перед дверью, грубо сколоченной из толстых досок и очень крепкой на вид. Стучать в нее почему-то было боязно. Борис знал, что должен сделать это сам, раз уж он привел всех сюда. Но внезапно его обуял ужас. Он вдруг почувствовал, что собирается сделать роковой шаг, после которого уже ничего нельзя будет изменить и исправить. Остальные молча ждали за его спиной. Борис набрал побольше воздуха, собираясь с духом, и уже сжал кисть в кулак и занес его, чтобы постучать, как вдруг дверь с протяжным скрипом отворилась. Борис увидел старика и усилием воли подавил инстинктивное желание развернуться и помчаться обратно в лес. Сзади ахнула Лера. Кажется, он, попятившись, наступил ей на ногу, но, похоже, ахнула она не от этого — скорее от ужаса, в который она пришла от внешнего вида стоявшего перед ними хозяина дома. Более безобразного лица Борис, кажется, еще не видел.

Нос старика походил на нездоровый нарост. Рот кривился подобно трещине в рассохшейся древесине. Серая кожа выглядела безжизненной. Лишь темные, глубоко посаженные глаза оживляли этот трудно отличимый от гнилого пня облик. Борису показалось, что пронзительный взгляд острыми иглами вонзается в него, причиняя ощутимую физическую боль, вероломно проникает в душу и по-хозяйски рыщет там, исследуя ее самые сокровенные потайные уголки. Всего через несколько безмолвных мгновений Борис был уверен, что старик уже знает о нем все. Даже больше, чем он сам.

Внезапно хозяин моргнул, и взгляд сразу изменился, сделавшись вполне обычным. Как будто из глаз его, как из отверстий замочных скважин, смотрел кто-то другой, и теперь, удовлетворив любопытство, исчез (или спрятался?). Подслеповато прищурившись и вытянув тощую шею, хозяин произнес надтреснутым голосом:

— Вы кто такие будете?

В тот момент, когда распахнулась дверь старой избушки, что стоит на отшибе деревни Камышовки у самого края омута, синий «Форд» Федора Гавриловича притормозил на въезде в соседнее село, остановленный энергично жестикулирующим человеком в полицейской форме. Тот с важным видом направился к водительской двери и, нагнувшись к опускающемуся стеклу, выкрикнул:

— Здравствуйте! Я должен задать вам пару вопросов! — Полицейский оказался молодым, не старше тридцати, крепким высоким парнем с интеллигентным выражением лица.

— Что случилось? Мы нарушили правила? — удивленно спросил Федор.

— Нет, дело не в этом. В селе обнаружен труп женщины с признаками насильственной смерти, и я расследую обстоятельства произошедшего. Не позволите ли к вам присесть? — После одобрительного кивка Федора полицейский обошел машину и сел рядом с ним с другой стороны.

— Какой ужас! — воскликнула Лада с заднего сиденья. — А как ее убили?

— О, здравствуйте. Я — участковый Максим Олегович. — Он повернулся к ней и приветственно кивнул. — Задушили. Похоже, прямо руками. Однозначно, мужчина. Похоже, что ее муж. Полиция из Муромцево скоро приедет, а я пока собираю предварительные сведения. Смотрю, вы не местные. Куда направляетесь?

— У нас дети пропали, мы приехали на их поиски. Вы, случайно, не видели шестерых подростков? Они могли зайти в село вчера вечером, — выпалила Лада слишком поспешно и тут же пожалела. Зачем? У него сейчас своих хлопот полно: убийство! Да в селе это равносильно взрыву вулкана на маленьком острове, ему сейчас точно не до них. Слова полицейского подтвердили ее предположения:

— Дети? Шестеро? Нет, что вы! У нас вчера только один мальчик пропал, но он местный. Тоже еще проблема! Столько всего свалилось в один миг! Обычно я не знал, чем заняться, от скуки страдал, а теперь хоть разорвись! — На лице участкового появилось страдальческое выражение.

— А как пропал мальчик? — поинтересовался Федор.

— Это пастушок наш, Генка. Тот еще сорванец! Вчера с пастбища не вернулся. Коровы сами в село пришли, и пес его с ними. А самого нет. Вот сто процентов, дрыхнет под кустом. Сейчас выспится и объявится. Ох, не завидую ему! Мать с хворостиной по опушке бродит, ищет. Отлупит так, что на заднице места живого не оставит!

— Думаете, с ним все в порядке? — с тревогой спросила Лада.

— Уже так было, и не раз. Собаку в поле оставит коров стеречь, а сам в шалаш заберется — и на боковую. Думаю, и теперь то же самое. Найдется. Мне пока некогда с этим возиться. Убийство же… А что за шестеро детей? Неужели все ваши?

— Я — учительница, а это — директор школы, — объяснила Лада. — Дети из моего класса. Есть подозрение, что они отправились в поход на поиски клада Кучума.

— А, старая басня! Слышал, слышал! Ну так что ж, не волнуйтесь слишком. Побродят по лесу да вернутся. Для подростков это нормальное явление.

— Сутки уже прошли, и телефоны у всех недоступны. — Федор тяжело вздохнул и устремил взгляд к сельским домам поблизости. — Хотим поспрашивать, может, у кого на ночлег останавливались. Вы, значит, их не видели?

Участковый отрицательно помотал головой:

— Нет, посторонних детей не видел. К сожалению, я вам сейчас помочь не могу. Сообщу в полицию, чтобы еще людей прислали для поисков. Вы меня уж извините, мне пора. — И он резво вышел из машины, хлопнув дверью.

— Поедем к бабушке Алевтине, — сказала Лада. — Ее дом где-то в другом конце села, откуда идет дорога на Камышовку.

Автомобиль тронулся с места, заурчав.

— Ужасно, где-то здесь бродит убийца, — произнес Федор. — Надеюсь, наши дети с ним не встретятся.

Лада вздохнула, но промолчала. Знал бы Федор, сколько в этих местах таится опасностей! Воспоминания далекого детства снова начали выбираться из укромных уголков ее памяти, словно пугливые мышки из тайных норок, но крики деревенских жителей, появившихся перед ними на дороге, спугнули их, и те спрятались обратно. Федор затормозил, остановился и посигналил, но лишь пара человек отступила в сторону, остальные же не обратили на них внимания, продолжая горланить и размахивать руками.

— Пойду, поинтересуюсь насчет наших детей, — сказал Федор и вышел из машины. Лада последовала за ним.

Главной темой стихийного собрания была, конечно, тема убитой накануне односельчанки.

— Говорю, своими глазами видела! — орала здоровенная высокая баба в распахнутой телогрейке, накинутой на плечи поверх застиранного цветастого халата. — Он это был, точно он!

— Что ты! Проша ж тихоня, каких поискать! Век дома просидел, слова громкого не сказал, никогда Раиска не жаловалась, шоб он руку подымал… Не верю, брешешь все! — спорила с ней другая женщина, такая же упитанная, но ростом пониже и очень курносая.

— И я не верю, чтоб Прохор мог такое сотворить, — добавил мужчина лет сорока, одетый в красную футболку. — Он сосед мой. Так у них всегда было тихо, никаких скандалов за много лет не слыхал!