Генри Каттнер - Древо познания

Затем, без всякого предупреждения, огромный купол задрожал и невероятным образом исказился, став напоминать отражение в кривом зеркале. И Диксон почувствовал, как изящная фигура спутницы в его объятиях начала странным образом видоизменяться, жутко извиваясь…

Он стоял перед входом в огромный зал, пестреющий жуткими цветами и состоящий из поразительных углов и невероятных плоскостей. А вот в его объятиях… Он посмотрел вниз и увидел, что обнимает существо, по чьим находящимся в постоянном движении конечностям и гибкому телу расползаются пятна всех цветов и оттенков. Девушка превратилась в скользкую и неприятную на ощупь массу, а из середины не имеющего рта лица на него с таким отчаянием смотрел огромный голубой глаз, как будто это Диксон из обычного человека перевоплотился в страшное чудовище, а не она.

ПОСЛЕ ЭТОГОон закрыл глаза, но по тому, что он увидел в обращенном к нему жуткому глазу, стало ясно, что перед ним все та же жрица, которую он полюбил. И Диксон про себя отметил, что искра понимания, недавно вспыхнувшая в прекрасных голубых глазах, никуда не делась. У него в руках была все та же очаровательная темноволосая девушка, что и несколько минут назад, пускай сейчас на него вместо пары глаз смотрело одно-единственное око, принадлежащее тошнотворному склизкому существу.

Он покрепче сжал ее — или его, — отдавая себе отчет в том, что ей настолько же неприятны его прикосновения, как и ему, — и поверх плоской разноцветной головы оглядел огромный зал. От обилия цветов и оттенков, совершенно не предназначенных для примитивных человеческих глаз, у Диксона застучала кровь в висках. И, хотя странное создание затихло, повиснув у него на руках, он мог лишь догадываться, как тяжело было жрице сохранять спокойствие.

К его горлу подступил комок, когда стало ясно, что таким образом чудовище выражает абсолютное доверие, хотя, очевидно, боится его. Но Диксон знал, что сойдет с ума, если пробудет тут слишком долго. Он уже перестал различать цвета, пол продолжал вздыматься под ногами, и было понятно, что пришла пора действовать. Поэтому он покрепче сжал дорогое сердцу существо, и чуждые человеческому языка слова, переданные ему сверхразумом, сами вырвались у него изо рта.

Эти слова было невозможно записать никакими письменными знаками, как и проговорить еще раз, потому как на слух они казались едва различимым шепотом. Но в тот момент, как заветные слоги сорвались с губ Диксона, он почувствовал какое-то изменение в самой материи храма. Затем внезапно потемнело. Он с облегчением вздохнул, когда головокружительные цвета покинули его поле зрения, вместе с тем почувствовав, как странное создание у него в объятиях застыло, а время остановилось.

Потом в окружающей тьме начал нарастать какой-то звук, становящийся все громче и громче, пока у Диксона, в конце концов, не заложило уши. Вдобавок к этому, он ощутил исходящую откуда-то вибрацию. Пульсация и шум быстро усиливались, превращаясь в неконтролируемую какофонию звуков. В кромешной тьме происходила настоящая битва богов, невидимая из-за всепоглощающей пустоты, попросту недоступная взору простых смертных.

Ошеломляющий рев все нарастал и нарастал, пока Диксону не показалось, что голова вот-вот расколется от невыносимого грохота побоища, непостижимого для человеческого ума. Пол, казалось, провалился в небытие, а окружающий мир превратился в черный вихрь, и уже невозможно было понять, где низ, а где верх. В воздухе бушевал настоящий ураган скрежета и дребезжания. Ничего не видящий, оглушенный и не понимающий, что происходит, Диксон покрепче прижал свою любовь к груди и замер в ожидании неизвестно чего.

Он потерял счет времени. Стараясь не обращать внимания на суматоху и кромешный мрак, он пытался предугадать, что случится дальше: победит ли золотистая сущность и сможет ли она сделать так, чтобы Диксон с жрицей были вместе, пускай даже и в загробном мире. Теперь он совершенно спокойно думал о жизни и смерти, так как знал, что жизнь без второй половинки подобна мучительной и долгой смерти. Без прекрасной девушки жизнь Диксона уже ничего не значила, и если она умрет, то и он с радостью расстанется с жизнью, чтобы только быть с ней. Его голова кружилась от безумных размышлений и шума великой битвы, бушевавшей неподалеку.

Казалось, сама вселенная превратилась в оглушающий водоворот криков, сражения и безумия, бурлящий целую вечность. Тем не менее, появилось впечатление, что скрежет и грохот стали постепенно сходить на нет. Звон в ушах постепенно ослабевал, и, судя по постепенно стихающим звукам, битва подходила к концу. Вскоре тьму заполнило безжизненное спокойствие.

ЗАТЯНУВШАЯСЯ ТИШИНАдействовала на нервы и терзала уши. В конце концов из темноты донесся громкий и невозмутимый голос. И он точно не принадлежал инопланетному сверхразуму. Речь неизвестной сущности состояла не из слогов, составляющих слова, а из понятных Диксону мыслеформ, передающихся прямо в мозг.

— Моя избранная жрица, — произнес бесстрастный голос. — Неужели ты хотела меня уничтожить?

Диксон почувствовал, как вздрогнуло существо у него в руках, и понял, что оно расслышало вопрос. Он с трудом осознал, что голос, должно быть, принадлежит Илю, — а значит, светящаяся сущность, перенесшая его сюда, пала в бою.

— А тебя, Диксон, — продолжал говорить монотонный голос, — послал мой враг. Ты кажешься мне очень странным созданием, Диксон. Я могу общаться с тобой и видеть тебя только благодаря силам, отнятым у напавшей на меня враждебной сущности. Твой разум для меня сродни хаосу. Какое заклинание ты наложил на мою избранную жрицу? Она больше не повинуется мне!

— Неужели ты никогда не слышал о любви? — громко спросил Диксон.

Вопрос растворился в кромешной темноте, и в воздухе повисла тишина. Диксон ждал ответа, крепко прижав к груди любимую девушку.

— О любви?.. — наконец раздался задумчивый шепот бога. — Нет, я никогда не слышал такого слова. В моей Вселенной нет ничего подобного. Что это такое?

Растерянный Диксон молча попытался сформулировать достойный ответ. Ибо кто на всем свете может дать определение любви? Он мысленно попытался дать понятное объяснение, понимая, что делает это не столько ради бога, сколько ради своей избранницы, пусть она и не могла знать, что такое любовь, и что она значит для него. Когда он умолк, на него снова начала давить гнетущая тишина.

— Итак… — наконец, ответил Иль. — Я понял, что любовь — главенствующий принцип человеческого мира и измерения. Но здесь ее не существует. Какое тебе до этого дело? Любовь возникает между двумя полами вашей расы. А моя жрица бесполая. Между вами не может возникнуть чувство любви.