Дмитрий Ахметшин - Комплот детей

Дверь оказалась закрыта. Игорь постучал ногой, обивая снизу наледь, выругался. Ключи у него были, но почти всегда оставались дома: коллеги не могли назвать мастера ранней пташкой. Обычно он с порога погружался в запах свежесваренного кофе вперемежку с запахом смазки, в болтовню Машки-приёмшицы с кем-то из подмастерий, стрекот цепей, которые прочищали от грязи.

Ладно хоть мобильник сегодня дома не оставил… так, что тут у нас? Пришло сообщение: «нагрузки на сеть… бла-бла-бла… возможны перебои связи», одно из тех, что рассылались абонентам в дни крупных праздников. До Машки, полноватой девицы с двумя косичками в стиле Астерикса и Обеликса, всегда пунктуальной и приветливой, Игорь не дозвонился, Вадим же взял трубку почти сразу.

— Шеф, — зашептал он. — Я попался.

Парень казался крайне возбуждённым.

Игорь сказал:

— Оправдает тебя только одно: ты попался в охотничий капкан, и сейчас сидишь посреди тайги и ждёшь помощи.

Вадим учился в школе, но был заядлым прогульщиком. Кроме того, он был заядлым велолюбителем. Игорь рискнул взять его работать посменно — и свою смену он ни разу не пропустил… до сегодняшнего дня. Родители, похоже, отчаялись перевоспитать мальчишку или просто смирились: приносит домой деньги, и ладно. У Вадима были золотые руки, кроме того, он был деятельным, как сквозняк, что врывается в раскрытую форточку и мечется по помещению, внося собственные коррективы в сиюминутные планы его хозяев. Это был хороший, добрый ветер. Созидательный. Велосипедами он просто бредил — по собственным словам, в детстве, за одно лето притащив со свалки три разноразмерных агрегата, мальчишка собрал один успешно функционирующий со всеми «вкусностями» — ободные тормоза, пусть и тросиковые, но вполне добротные, два десятка скоростей, педали-«топталки» (от разных велосипедов), и прочая, и прочая.

— Ше-еф, — протянул Вадим и засмеялся. Игорь едва удержался от того, чтобы не сбросить звонок. Пьяный он, что ли? — Я тебя почти не слышу. Этот шум в голове… они заперли меня и врубили помехи. Страшный шум. Как будто от испорченного радио, только вот… радио никакого нет. Удивительно, что я услышал твой звонок. Я не могу выйти. Не могу, понимаете? Не могу. Я заперт. Предки думают, что я сошёл с ума.

Он внезапно всхлипнул. Игорь быстро произнёс:

— Ладно, я понял. Ты болеешь. Отдыхай. Приходи послезавтра… или как поправишься.

Палец вдавил в аппарат кнопку сброса вызова. А Маша? До неё по-прежнему не дозвониться.

Игорь внезапно вспомнил, что у неё маленький ребёнок. Неизвестно с чего — просто вспомнил, и всё. Наверное, приболел, вот и осталась Машка дома. Но можно было, в конце концов, позвонить. Интересно, а как её муж? Пошёл ли сегодня на работу? Помнится, Маша говорила, что тот в сыне души не чает — заливалась прямо соловьём, а Игорь изображал сурового начальника и рявкал на неё: «Машка! Распелась, разбойница… вон, у тебя бумаги на столе лежат не разобранные, а ещё нужно приёмные листки на завтра подготовить».

Так и живём.

Игорь пнул напоследок дверь и пошёл домой.

Что-то происходило. Пока неуловимое, оно щеглами носилось в воздухе и пучилось над лучистым, играющим в окнах многоэтажек, солнцем очертаниями тяжёлых, тёмных туч. Проходя мимо автобусной остановки, Игорь спросил у скучающих, подмёрзших граждан:

— Давно нету транспорта?

— Чёрт-те-чё, — буркнул мужик с сосульками в бороде. — Газельки вообще не ходят. Вот так вот, ругаемся на чурок, что заполонили всё, а исчезнут все — что мы будем делать? Мы тут, братец, все на таджикской игле сидим.

Он подумал, и прибавил нелицеприятное слово. Парень лет двадцати рядом приплясывал, запихав руки в карманы. В ушах — нитки плеера, музыка грохотала так, что её слышно даже за несколько метров. Сумка на ремне через плечо расстёгнута, оттуда торчат какие-то бумажки, так, будто их просто сгребли в охапку и запихали как ворох листьев в мешок. Из-под ворота куртки совсем уж неряшливо выглядывает воротник рубахи.

Игорь дотронулся до локтя парня, показал ему на расстёгнутую сумку, но добился только пустого, почти кошачьего взгляда. Мимо пронеслась жёлтая скорая помощь. На кольце кто-то в кого-то вмазался, и теперь там, как цветки кувшинок на спокойном полотне пруда, расцветали истерические вопли.

— Бесполёзно, — пробурчал бородач. — Уже пытался ему объяснить… молодёжь — она такая. Заткнёт уши и ходит, как шпалой ударенная.

Игорь пошёл дальше, думая, что, если бы привычный мир вдруг в одночасье сошёл с ума, вряд ли подавляющее большинство людей это заметили. С утра стылые глотки подъездов точно так же отрыгнули бы толпы сонных потенциальных работников и работодателей. Если бы солнце вдруг не взошло, они бы заметили это только во время ленча, бросив задумчивый взгляд в так и не посветлевшее окно. Если бы все дороги внезапно стали трещинами к земному ядру, всё равно кто-то бы торчал на автобусной остановке. Рука сама потянулась к мобильнику, набрала в браузере: «Что происходит?» Так… «Со мною вот что происходит» — это кино. А ты что думал — ответ на все вопросы?

Игорь почувствовал на губах холодную усмешку. Домой не хотелось, но смутное беспокойство заставляло его переставлять ноги всё быстрее.

«Что происходит на Украине?» «Что происходит с моим ребёнком?»

Чертовщина какая-то. Так и не открыв ни одну ссылку, Игорь убрал мобильник в карман и свернул за угол на тропинку между домами.

Его грубо оттолкнули. Пытаясь удержаться на льду, Игорь выпростал руки из карманов. Грязный подросток в съехавшей на бок шапке стоял и каким-то детским, недоумённым взглядом из-под очков глядел на Игоря, который в свою очередь растерянно поправлял шапку. Судя по лицу незнакомцу лет пятнадцать-шестнадцать. Из губы, не то прокушенной, не то разбитой, струилась кровь, собиралась каплями в жидком пушке на подбородке. Куртка расстёгнута, концы шарфа полощутся на ветру. Свитер весь в снегу, в какой-то застывшей жидкости — Игорю подумалось, что это может быть слюна.

— Заткнись, — выкрикнул парень, и швырнул в Игоря хурмой. Подмёрзший плод с громким шлепком влетел мужчине в живот и скатился на снег.

Рука нырнула в карман и спустя мгновение явила пред очи Игоря ещё один фрукт. Этим парень не захотел делиться, а сунул его в рот и попытался надкусить. Игорь видел, что хурма твёрдая как камень: такие гладкие увесистые булыжники он видел в дни своей юности на Байкале, когда они с друзьями сорвались в безумное путешествие по стране на полуразвалившемся уазике.

И подобно камню замёрзшая хурма легко одолела кость. Зубы захрустели, с новой силой потекла кровь (на этот раз изо рта), и юноша продемонстрировал Игорю окровавленную ухмылку. Нескольких передних зубов у него не было — они торчали из оранжевого бока фрукта, как будто тот захотел отомстить за путешествие из тёплой страны в локальный российский, ледниковый период, и сам отрастил зубы, имея целью укусить первого, до кого дотянется.