Владимир Мухин - Чижовское кладбище [СИ]

Эд прекрасно понимал, что будь эти фотки более новыми и яркими, то они не были бы такими уж зловещими. Но от этого понимания легче не становилось.

Он чувствовал на себе взгляд десятков мертвых лиц, как только отворачивался от них. Но когда он пытался поймать такой взгляд, то снова перед ним представали простые фотографии, что называется, без признаков жизни.

Мужчина матерился про себя и шел дальше, с завистью смотря на своего приятеля, который, по всей видимости, потерял не только страх, но и весь мозг полностью, со всеми человеческими эмоциями.

В конце концов, предчувствие Эда превратилось в пытку. Он прибавил шаг и подошел ближе к «голубкам», воркующим, как ни в чем не бывало.

Парень попытался вслушаться, в суть их разговора, чтобы хоть как-то развеять пелену холодного ужаса, подступившую к сердцу.

— Дело в том, что на этом кладбище на данный момент есть такие памятники, которым исполнилось сто — сто пятьдесят лет. А если немного раскопать землю на месте давних могил, то можно найти более старые и редкие экземпляры, — говорила Вера. Леха в ответ понимающе кивал головой.

— Здорово. Она еще и могилы раскапывает! Вот тебе и божий одуванчик с сиськами, — подумал Эд, но ничего не сказал вслух.

— Все эти плиты и кресты определённо представляют собой ценность, — продолжала девушка. — На многих из них кроме явного орнамента есть и незаметные на первый взгляд иероглифы, надписи на старославянском и различные схемы.

Ведь раньше не штамповали такие надгробия, как сейчас. И многие семья, писали и рисовали на памятниках усопших нечто сакральное, сокровенное, то, что невозможно найти на другом таком же обелиске.

Да и формы самих «камней» весьма и весьма причудливые. Даже опытные археологи не могут, как следует их классифицировать до сих пор.

Конечно, много чего было разрушено раньше или разрушается сейчас. Но мы можем хотя бы просто изучить, записать, привлечь внимание научного сообщества.

И тогда многие из этих объектов вполне могут попасть под охрану и нести память о прошлом еще многим и многим поколениям. Главное здесь — это работать дальше и не сдаваться…

Эд почувствовал, что от этих заумных речей он сейчас точно свихнется. Но зато его страх хоть немного уступил место досаде и злости. А это уже было не плохо.

Мужчина посмотрел по сторонам и увидел небольшую оградку, за которой росла ель. Это дерево занимало собой почти всю могилу. Оно было пожелтевшим и наклоненным, из-за чего ограда заметно деформировалась.

Глядя на это Эд вдруг подумал о том, что люди иногда являются полными идиотами. Они знают, что елка — это гигантское растение, которое лучше не сажать там, где не надо.

Но почему-то, несмотря на это, елями венчают, могилы, дворы и даже маломерные палисадники на даче.

И вообще, этот пример весьма и весьма философский. Ведь его друг Леха тоже знает, что в этом проклятом всеми чертями месте нет, и не может быть простых, нормальных людей. По крайне мере, таких людей, которым без проблем можно доверять.

Но встретив первую же попавшуюся особу, он безрассудно кидается за ней. Неужели можно быть таким легкомысленным… Неужели можно так быстро переключить мыслительную функцию с мозга на задницу…

А пока Эдуард мысленно ругал своего друга, дорога вела их все дальше и дальше. Кладбище было не просто большим, а огромным. Казалось, что здесь собрался целый город или даже мегаполис потустороннего мира.

Но никто из попутчиков этого не замечал. Они были увлечены своими делами и готовы были пройти хоть десяток километров, не думая о странных аномалиях.

Или же почти не думая…

Глаза человека довольно быстро привыкают к сумраку. Так, если при пересечении границы Чижовского кладбища, казалось, что здесь царит кромешная ночь, то теперь все было по-другому.

Даже в кислотном свете солнца, которое все ниже находилось над горизонтом, погост казался вполне себе освещенным.

Свет приникал в малейшие трещины и щели между листьями. Его лучи распределялись повсюду. Поэтому темнота не могла поглотить все вокруг, по крайне мере, пока наше дневное светило стоит на своем «боевом дежурстве».

Леха довольно Бодрым шагом шел рядом со своей новой знакомой. Он рассказывал ей о том, что наука — это самое главное в жизни, особенно передовые компьютерные технологии, без которых сейчас никуда.

Она кивала на все это головой, полностью с ним соглашаясь. И от этого молодой ученый расплывался в неподдельной улыбке.

Эд плелся где-то позади, всеми силами души желая того, чтобы эту странную и необычно приветливую даму как можно скорее поглотила какая-нибудь из могил.

Кроме того, он нещадно ругал себя последними словами за то, что вообще решил зайти на территорию проклятого кладбища.

Ведь он никогда не отличался большой духовностью и моралью. На его счету были такие подвиги, как банальное мошенничество, обман партнёров по бизнесу, укрывательство от налогов.

А однажды он послал куда подальше одну из своих пассий. Она слезно клялась, что беременна от него, и что он просто обязан теперь стать ее мужем.

Но, во-первых, Эд точно знал, что не наделял ее бренное тело «семенами любви». А во-вторых ему было глубоко плевать на эту странную, длинноногую шалаву с острыми, как копье спартанца сиськами.

Ему вообще было плевать на всех кроме Нади. Но Нади не было. А значит, не было и смысла с кем-либо церемониться, играя в любовь.

Так почему же при всем при этом он почувствовал эту грязную теплоту внутри? Почему вообще он вспомнил свое сопливое детство и бабушку, которая уже давно умерла? Откуда вдруг этот странный порыв к воссоединению с предками?

Да ниоткуда. Просто тупой сбой системы. Небольшая ошибка в работе процессора. Ошибка, которая вылилась в духовное просветление, которое вылилось в заточение на этом кладбище.

— Вот и будь после этого добрым и милым. Вот и почитай отца и мать своего или как там говорят разного рода святоши! А тебе потом по харе сапогом и на кладбище, как тупую суку… — Думал Эд, все больше и больше вгоняя себя в депрессию.

Он вспомнил, как сильно раньше ему нравилась ночная жизнь. Как он с нетерпением ждал заката.

Его постоянно манили ночные бары и клубы. Они сверкали, как островки жизни посреди скучного, слишком правильного мира. Ему казалось, что только в ночи можно хоть немного побыть самим собой, сбросив опостылевшую маску культурного человека.

И он даже представить себе не мог, что когда-нибудь будет с таким содроганием ожидать момента солнечного захода.

Осознавая этот курьезный и тяжелый факт, парень посмотрел вперед на спины своих попутчиков.

Такой мерный и спокойный шаг… Такой простой и текучий разговор. Неужели они не чувствовали того, что чувствует он? Возможно, что он просто сумасшедший?