Alex Shkom - Туман гор Кайана

К нам вышел сгорбленный старик среднего роста, одетый в бурую кожаную накидку. Так сразу нельзя было сказать, сколько именно ему было лет, но торчащие седые локоны, зачёсанные назад, редкая и острая щетина на подбородке, куча морщин на впавших щеках, и сам возраст, давящий ему на вечно полузакрытые глаза и густые брови — всё это говорило только об одном: обладатель того лица был очень-очень стар.

Он обошёл каждого из нас, игнорируя жесты приветствия. Словно пёс, обнюхивающий новоприбывшего гостя, он глядел на нас, вглядывался, внюхивался, искал что-то так, будто знал, что точно должен был это что-то найти. И лишь потом, спустя многие секунды неловкой тишины и закрепления за ним титула «чокнутый старикан» на веки вечные, он встал перед нами и, высоко подняв голову, пожал руку главному, произнеся своим широким ртом лишь собственное имя:

— Амарук.

— Что… это… блядь… было? — очень медленно выговорил Рональд, смотря на старика из-за плеча.

— Я лишь осмотрел вас и убедился, что дух не нанёс вам никаких ран.

— Какой к чёрту дух?

— Тот самый, что заставил вас бежать, не единожды падая, путаясь в собственных шагах и мыслях — этот дух. А теперь пойдёмте. Кажется моим старым костям, что время не для рыбалки.

Пока мы шли по лесу, меня не покидала одна простая, но ничем не подкреплённая мысль: «Что-то в этом старике не так». И дело было даже не в вызывающем поведении или взгляде, полном холода и безразличия, нет — было что-то ещё.

Мы вошли на территорию деревушки, и, должен сказать, ничего не изменилось внутри меня — всё тот же туман окутывал всё те же почерневшие стены редких домов, вся та же тревога пронзала до самых костей, а над исчезнувшей землёй, будто шпиль горы, парил тоже почерневший деревянный крест — верхушка небольшой местной церкви. Всё выглядело обветшалым… Нет. Всё выглядело заброшенным.

Ах, да — ещё люди. Они пугали даже сильнее. Слабо заметные, медленно текущие во мгле силуэты. Как и Амарук, они были очень немногословны и безумно тихи — молча шли по воздуху, будто бы плывя в вязком молоке. И ещё их глаза — возможно, это было лишь отражение той мглы, но создавалось стойкое ощущение, будто бы все они были слепы, будто бы холод, окутывающий Аляску зимой, проморозил и их глаза, заледенил их души. И даже приветствием был только лёгкий кивок. Клянусь, замри обитатели той деревушки на месте, и я бы тут же принял их за стволы деревьев, за чучела, стоящие у грядок в своей невзрачной одежде, но нет — это были живые люди, это были силуэты живых людей.

— Располагайтесь.

Дверь со скрипом открылась, впустив нас и туман внутрь дома. Там было всё ровно так, как я и предполагал: стены из тёмных посеревших брусьев, куча выцветших тряпок, ковров, скатертей на полу и стенах, защищающих ту хибарку от холода, на редких окнах — тёмно-белые, почти прозрачные гардины, висящие на непрочной ниточке, и кругом она — пыль, несущая в себе запах времени.

— Вот уж не думал, что застану тебя в этом доме снова, — сказал Даниель идущему впереди Амаруку.

— Я здесь лишь до того времени, пока не построят алтарь.

Должен признать, со спины он сам походил на какого-нибудь старого хищника — накидка, точно сшитая из шкуры медведя, воротник из какого-то тёмного пушистого зверька, сами волосы, похожие чем-то на дикую волчью шерсть… Его точно нельзя было назвать человеком современным.

— Алтарь? То есть Тек не врал, когда говорил, что?..

— Юный Теккейт слишком много болтает.

Мы вошли в небольшую комнатку, играющую роль гостиной. У окна с крестообразной деревянной рамой стоял старый стол, накрытый какой-то клеёнкой, у него — два стула и один табурет. Все стены были увешаны разными картинами или фотографиями, стёкла в рамах коих настолько запылились, что уже было невозможно разглядеть содержимое. Но также там были и символы старой религии — какие-то полотна с узорами, образы странных звереподобных существ, скрывающихся в лесах, различные символы из дерева или нитей.

— Ты же знаешь, что об этом думает…

— А ей-то какое дело? — старик взял с полки бледно-красный кувшинчик и, открыв его, наполнил комнату ароматом трав.

— Большое, Амарук. Она — мэр, а я — её муж. И наша задача…

— Ваша задача… — оглянулся он. — Кайана. Ты же не чувствуешь власть своей жены здесь, верно? Не чувствуешь свою собственную?.. Кто бы вообще мог подумать, что сын Адралтока и Атаксаки, пускай и названный колонистским именем, будет пресекать его истинную веру…

— Не начинай. Ты — единственный, кто не прошёл через сиккитик из наших.

— Бред! — оскалился старик. — Ваша проклятая демографическая статистика не учитывает многих из нас.

— Не разделяй наш народ на «вас» и «нас». Даже если так, сколько здесь, по-твоему, «наших»? Оглянись — многие уже давно белые, как снег, а больше половины и вовсе смешанные. Даже твой сын…

— Не смей заикаться о моём сыне! Как ты можешь говорить всё это даже после того, что вы все!..

Тот ударил по столу кувшином, и дом накрыла тишина.

— Алтарь… — продолжил он. — Будет построен. Хочешь ты того или нет. Твои боги — это сказки. Мои же духи снизошли ко мне.

Даниель посмотрел на того со всем возможным презрением. Думаю, ему точно было что ответить. О, судя по продолжительному молчанию, у него было много того, чем он мог ответить, но нет — лишь выпустив свою ярость из себя громким выдохом, наш проводник покачал головой и направился к двери.

— Как знаешь, — его медленный шаг и тембр голоса говорили куда больше, чем он мог бы сказать словами. — В конце концов, я и так в курсе, что ты с высоты своего возраста не внемлешь моим советам.

— Если смеешь напоминать мне о!..

— Я ничего не смею, старый мудрый Амарук, нет — просто констатирую факт. Где Тек? — Дэн застыл у двери.

— Разумеется — в церкви, — тот высоко задрал подбородок. — Юный Теккейт тоже участвует в…

Но дверь захлопнулась, так и не дав старику договорить. Он всё молчал, смотря то на дверь, то на кувшин, то на нас. Нечасто в жизни мне доводилось чувствовать себя настолько нежеланным.

— В общем… — попытался начать Джордж.

— Не надейтесь, что этот разговор никак не относился к вам, — он всё ещё держался за бледно-красный кувшинчик, словно за уплывающий оплот здравомыслия. — Вы не лучше, чем он. Вы здесь чужды. Они вас здесь не ждут. Если ваше правительство, что мнит себя хозяином этих мест, решило позволить вам опорочить Обитель — так и быть. Но наши обычаи вам придётся соблюдать. И то, как здесь к вам будут относиться, не регулируется ничем, — оглянулся он на нас и тоже направился к выходу. — Ни вашим богом, ни вашим правительством.

Покинув нас, Амарук оставил после себя только дребезжание окон от удара петлей входной двери. Слои пыли, поднявшиеся в воздух, начали курсировать помещение из «оттуда» в «туда», поражая своей бесцельностью.