Alex Shkom - Туман гор Кайана

— Потрясающее, блин, отношение к приезжим.

— А вы ожидали другого от инуита, Сэм?

— Я ожидал другого от человека в принципе, — в ответ мистер Форвард рассмеялся искренним низко-хриплым смехом.

— Надеюсь, что вы никогда не покинете США — традиции гостеприимства некоторых народов поразят вас до смерти.

— Но Даниель — инуит, — поддержал я напарника. — И вот этот старик — инуит. Почему такое?..

— Поддерживаю, — кивнул Рональд. — Даже мужичьё за полярным кругом дружелюбнее будет.

— Ну, это просто объяснить господа — нам везёт.

— Охренительное, блин, объяснение.

— Дело в том, что из примерно тридцати тысяч инуитов, оставшихся на территории Аляски, нам попался человек из «старой школы».

— А-а-а-а, — потянул Рон, — ты про…

— Если кратко — это воспитанник школ пятидесятых-шестидесятых годов. Тогда правительства Канады и США всеми силами пытались окончательно подавить самоидентификацию эскимосов как отдельного народа. Большинство из них и так уже было христианами, но вот принудительное переселение и обучение в школах целило именно в вопрос самосознания.

— Так себе получилось, мистер Форвард.

— Именно. Те же ученики, вернувшись домой, начали бороться за права своего народа, так что…

Следующие несколько часов мы провели в прослушивании исторического да культурного прошлого местных народов, пока Даниель, где бы он ни был, точно не торопился. Исходя из тех самых историй, нам действительно везло. Впрочем, казалось мне, дело было вовсе не в том, к какому народу принадлежал Амарук — мудаки всегда были и будут интернациональным явлением.

Но через несколько часов, когда уже начало смеркаться, когда разговоры медленно перетекали в тягучее молчание и пустоту, всё ещё ничего не менялось — ни Даниеля, ни того старика всё ещё не было. Причём сколько у каждого из нас не возникало возможности выйти и проверить — когда очередная тема беседы изживала себя — никто этого не делал. Словно сбежать то ли от медведя, то ли от лося, то ли от призрака так и не удалось, словно он всё ещё был там, в той серой мгле, словно он сам был этой мглой. И только они — свыкшиеся со смертью и одиночеством люди, не чувствовали её присутствия.

Речь шла даже не о Даниеле, что, без шуток, смело покинул нас в поисках своего товарища. Речь шла скорее о таких, как Амарук — действительно холодных, безразличных ко внешним обстоятельствам. Если забыть о его характере, то его нрав, его внутренняя сила были просто поразительны — он сумел пронести веру в то, во что все верить отказались, сквозь декады, сумел противостоять миру даже тогда, когда мир начал противостоять в ответ. Но его цель… Нет, нельзя было абстрагироваться от того, кем он являлся, нельзя было им восхищаться или даже просто уважать за выбор. Ведь… Жертвоприношения, детоубийства, странные чудовища и чрезвычайно жестокие наказания и законы — это явно не то, к чему следовало бы возвращаться. Это явно не то, как стоило бы жить — жить прошлым, жить сказками.

— Тони? Эй, Тони, ты вообще слушаешь? — голос Джорджа начал пробиваться ко мне в мысли сквозь тишину. — Тони!

Смит резко обернулся, отвернувшись от окна. Его голос звучал по-другому — очень тихо и удивлённо, будто бы он был загипнотизирован тем, что происходило снаружи.

— А?

— Я говорю: что думаешь?

— Я?.. Я не… Скажи, а тебе не показались все эти люди каким-то… странными?

— Люди?

— Ну да — те, что снаружи. Сколько ни смотрю на них — они всё бродят. Так тихо. А ещё их глаза…

— Ты о чём? — он встал со своего места и пошёл к окну. — Здесь не должно быть… А… Действительно. Странно.

В тот момент уже все были обращены на него и окно рядом с ним, все смотрели на те мрачные, почти неразличимые тени, полутона тумана.

— Что странного?

— Эмма в телефонных разговорах говорила мне, что деревня рядом с пещерой заброшена. Мол: что это всё — лишь плод сумасшествия какого-то шамана, потерявшего всю свою деревню вследствие наводнения.

— Как, блин, понимать «плод сумасшествия»?

— Это… Не важно, — помедлив, ответил мистер Форвард. — Я бы не стал воспринимать это, как правду. Тем более, если вот они — люди.

— Люди, с которыми что-то не так, — подправил я.

— Это, блядь, точно. Ещё и тот чёртов старикашка — сначала обнюхал всех, словно собака, а потом ещё и за «обитель» втирать начал… Вы же поняли, что он?..

Дверь отворилась. На пороге стояли Амарук, опустивший голову и держащий руку на плече Даниеля, и сам Даниель, в чьих глазах был неестественный, нечеловеческий страх.

— Всё в порядке, Дэн? — осторожно спросил я того.

— Вам нужно будет пройти с ним, — указал он на старика.

— В чём, блин, дело, Даниель?

— С ним, — вновь повторил он.

— Юный и глупый Даниель, — Амарук не двигался с места и не поднимал головы, всё больше и больше походя на ожившую мумию, — уверовал. Увидел. Увидел и поверил в то, что вы все видели, во что вы все верили, но так боялись признаться. Если вы и вправду хотите пойти в Обитель — вам придётся пройти со мной. Придётся пройти ритуал, что избавит вас от вашей наивности. Так что…

— Да? А если мы не захотим принимать этот религиозный бред?

Тот остановился и, смотря на Энтони, какое-то время молчал. Хотелось бы пошутить о том, что в любом другом штате Смита упекли бы уже за оскорбление чувств верующих и забанили в Твиттере, но атмосфера явно была не для шутки. Одно дело иметь своё мнение — в этом нет ничего плохого. Другое — вызывать им конфликты — такого делать нельзя. Жизнь, как и политика — это игра в лесть с выгодой для себя.

— Ты считаешь то, от чего ты бежал не так давно, бредом, чужак? — в тоне голоса появилось явное раздражение.

— Верно. Я могу поверить в израненного вами же медведя и в то, что у кого-то была слишком тонка кишка его добить, но не в ваши ритуалы. Знаешь, как я стал атеистом, старик? Я прочёл Библию, — голос того был абсолютно спокойным, хотя он тоже понимал, что что-то было не так. — И больше, чем лицемеров и идиотов, я ненавижу людей, прикрывающихся за догмами, за религией. Вы мне отвратительны. А ситуация у вас здесь явно не для плясок с бубном. Вот, что я тебе скажу: мы сейчас просто пойдём к нужной нам пещере, задокументируем всё и уберёмся отсюда, чтобы ты мог проводить свои свистопляски в гордом одиночестве, как и многие декады раньше. Что ты на это скажешь? Что сделаешь, а?

В тот момент он поднял руку и легонько ударил Даниеля по плечу. Ничего не произошло. Он оглянулся назад в туман, и хлопок повторился с большей агрессией, а уже ровно через мгновение послышался свист, а ещё через одно в ноге нашего проводника торчала стрела.

— Оставаться на местах!

Он очень быстрым для старика движением вынул кривой нож из-за пояса и приставил Дэну к горлу. Через несколько секунд из тумана показался рыжий и очень бледный парнишка, держащий наготове деревянный длинный лук.