Alex Shkom - Туман гор Кайана

— Можете попробовать. Но будьте уверены, — он сделал на шее нашего проводника небольшой надрез, — моя рука будет быстрее ваших. Сядьте на первый ряд и не сопротивляйтесь.

— Не взду!.. — Дэн хотел что-то сказать, но не смог — холод металла, вжавшегося в его горло, остановил поток слов.

— В ваших же интересах не медлить.

Всех нас посадили на первую скамью — прямо перед небольшим подиумом с пьедесталом на нём. Через пыльные окна пробивался слабый лунный свет. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем парнишка, вяжущий всем руки, дошёл до меня — кроме того, что он связывал руки каждому, он ещё и вязал нас между собой, будто бы мы действительно могли броситься бежать без проводника…

— Зачем ты это делаешь? — спросил его я, хоть и был уверен, что каждый спросил его о том же. — Просто послушание? Преданность отцу? — но тот молчал. — Ответь мне!

— Вы многого не видели, — стоило признать, что хоть на вид он и казался шестнадцатилетним не до конца сформировавшимся подростком, узлы он вязал очень хорошо. — Если всё получится — папа наконец сможет зажить спокойно. Как раньше — без ночных кошмаров, без постоянных плачей и выпивки… Без этой деревни, — он посмотрел мне прямо в глаза, силы в его взгляде было больше, чем я думал. — А этот шанс — всё, что ему нужно.

— Но в чём состоит этот шанс для тебя?!

— А вам… — он на миг оглянулся на своего отца и перешёл на шёпот. — Вам ещё не стало ясно? Всем вам? — он затянул последний узел жёсткой толстой верёвки и взглянул на нас поочерёдно. — Действительно — изуверы… Тогда и говорить не о чем — сами увидите, если не способны видеть сейчас.

Проверив всё, он ушёл, а эта фраза засела у меня в голове на ближайшие десять минут: «Если не способны видеть сейчас». То ведь была простая церковь: белые стены, деревянные окна, чёрный крест… Что, кроме кучи фотографий, могло выделяться?

Инуиты удалились в комнату пастора, оставив нашу группу наедине с самой собой. Если бы был день, я бы тогда побежал прочь, не задумываясь. Если бы знал, что нам предстояло — побежал бы. Но, нет — снаружи было темно, а мои незнание и непонимание только усиливались.

— Что они, блин, собираются с нами сделать? — Сэм, сидящий в другом конце ряда, не скрывал своих эмоций.

— Судя по реакции нашего проводника, персонал, ничего хорошего.

— Это, блядь, и дауну понятно, что ничего хорошего — что именно?! Джордж, твою мать?!

— Сердце… Сердце болит, — схватившись за грудь, отвечал тот. — Нельзя здесь умирать.

— Никто здесь не умрёт, не пизди!

— Да?! — выпучил глаза Сэм. — Тогда какого хрена они собираются с нами делать?! Что, блин, обычным эскимосам от нас нужно?!

— Заткнитесь на секунду, — вдруг прошептал Смит.

— Сам завали ебало! Сука, я же не один видел ту странную хрень снаружи?! Я, блядь, слепой на полтора глаза — да, — указал Рональд на свои очки, — но иметь меня во все места, если это был человек!

— А что ещё, блин, за хрень это тогда была, умник?!

— Заткнитесь, я сказал! Чувствуете это? — он громко вдохнул воздуха, подкрепляя эффект жестами. — Чувствуете?

На мгновение спор затих, оставив из звуков лишь ветер за окнами.

— Ну да, — шёпотом выдавил из себя Уэйн, — где-то здесь лежит куча блядской травы — я это ещё на входе учуял.

— Нет, — закивал тот в ответ. — Запах существенно усилился. А ещё вместо сырости появился привкус… Есть ощущение, как… Глаза щиплет…

— Дым.

Через несколько секунд из комнатушки, открыв своим телом дверь, выпал Даниель. Держась за своё лицо, он истошно вопил и, пытаясь опереться на простреленное колено, ковылял прочь от проёма.

— Что случилось?! — но лишь крик служил мне ответом.

За ним спокойной, очень горделивой поступью вышел и сам Амарук. Держа в одной руке кадило и используя его как трость, он сопроводил своего сына, несущего поднос с тлеющими травами. Они пошли к кресту и церемониально, почти пафосно разложили травы у его основания, нашёптывая что-то себе под нос.

Даниель прополз мимо меня и распластался на полу, проливая огромные, полные боли слёзы. До меня не сразу дошло, что случилось, но запах гари, запах палёного, немного передержанного мяса, говорил сам за себя.

— За что ты с ним так?! — вскричал Сэм. — Он же твой друг!

— И именно он первым увидит глубину своего падения. Через боль, — старик подошёл к своему «другу» и наступил тому прямо на простреленное колено, — через принятие собственной неправоты он познает… что проживал я все эти годы, — ещё несколько несомненно длиннейших секунд адской боли отбили у нашего проводника всякое желание бежать — он упал на пол и, скуля, принимал свою судьбу. — Сядь, Даниель. Пускай я и называю тебя животным, но ты, как и любой другой, заслуживаешь здесь места.

Он одним рывком поднял сташестидесяти-стасемидесятифунтового мужика и усадил на первую скамью, где тот, тут же покосившись, и рухнул. Если бы не обстоятельства — я бы поражался подобной силе у старика. Только вот обстоятельства…

— Эй! — окликнул того Смит. — Что это за травы, шаман?

Тот оглянулся. Кажется, его давно так не называли — улыбка обольщения, смешанная с подлостью, выдавала его с потрохами. Он подошёл к нам, но, плавно проведя кадилом узкий полукруг, ничего не сказал взамен. «Сами увидите, — говорили его действия, его движения. — Сами всё увидите».

Уже через несколько десятков минут у меня пошла кругом голова. Ощущения тяжести и потери равновесия, хоть я и сидел на месте, перебивались болью от освещения — даже тусклые огни свеч слепили меня, если смотрел прямо на них.

— Какой-то галлюциноген, — едва выговорил мистер Форвард, обливаясь седьмым потом. — В травах… точно есть. Воды.

Рональд трясущейся рукой попытался снять очки и потянулся в рюкзак за бутылкой воды. «Точно! В рюкзаке ведь был нож и сигнальный пистолет», — но вместе с тем в памяти также грелась мысль о том, что Уэйн был единственным человеком, взявшим рюкзак. И то — только потому, что не снимал его с себя всё то время, пока сидел в избе.

— Грёбаный свет, — поморщился Сэм и так же, как и я, закрыл лицо. — Точно какая-то наркота. Как под ЛСД сижу.

— Кому, как не тебе, младший обслуживающий персонал, об этом знать, да?

— Ты правда решил, что сейчас время для?..

— Но ты прав. Вон — смотри.

Вспотевший и положивший пару пальцев на шею, Энтони указал в направлении Даниеля. Тот, приподнявшись с лавки, припрыгивал на прострелянной ноге, глупо посмеиваясь при этом. Лишь когда в ней, сопровождаясь отвратительным, самым отвратительным в мире звуком, что-то хрустнуло, он успокоился и упал на пол.

— Бред, — Рон взглянул на стену и тут же попятился на скамье в другую сторону. — Какой-то ебучий несуразный бред…