Александр Матюхин - Кладбище ведьм

Эту женщину подстерегли возле ночного ларька, где она покупала «Адреналин Раш». Без энергетика дрожали пальцы, а это было плохо для хорошего гадания. Ведьме с дрожащими пальцами не верили и мало платили.

Неизвестный ударил её по затылку. Женщина вроде бы потеряла сознание, но некоторое время ощущала, как её тащат по земле, поднимают и куда-то кладут. Она пришла в себя, когда ей запихивали в рот что-то мягкое и влажное. Попыталась откусить неизвестному пальцы. Её ударили по щеке несколько раз. Хлесткие удары ладоней. Запах одеколона. Возбужденное сопение. Руки и ноги крепко связаны. Обрывки фраз. Старушечий голос: «А она точно из этих? Похожа на наркоманку». Потом лезвие ножниц в правый глаз, острый кончик зацепил что-то, от чего в голове распустился белый цветок и разом ударили тысячи церковных колоколов.

Сдержать слезы — вздох — вытащить коробку — рукой в лохмотья — выдох.

Совсем еще юная девочка, переехала с родителями под Питер из Москвы. Лет пятнадцать, ей, кажется. Однажды с подругами гадала с помощью зеркала и карт. Нагадала одной подруге суженого, блондинчика, из параллельного класса. А тот взял и признался ей в любви через месяц. Вот смеху-то было! Девочка возвращалась из школы через двор-колодец, чтобы срезать, и когда проходила через арку, её догнал неизвестный и ударил сзади по голове. Девочка хотела закричать, но ей зажали рот. Пальцы у неизвестного были влажные и холодные. Девочку подтащили к краю арки и несколько раз ударили головой о стену. Девочка услышала, как с хрустом ломается её собственный череп. А потом умерла.

Не сдерживайся! Станет легче

В груди зарождается дрожащий, истеричный плач, которому нельзя позволить выскользнуть наружу. Иначе он не даст больше дотрагиваться до вещей. Не даст видеть. Маша сдерживается, скрип зубами до боли. Нельзя плакать. Не в её это характере. Или всё-таки можно? Что плохого, блин, в обычном плаче?

− Я справлюсь!

Прерывистый вздох — черная юбка — пальцами сжать край — выдох.

Смерти, смерти, смерти. Оборванные жизни, рваные воспоминания. Боль, хруст, визг, свист. Ножницы. Все это в банках. Нехорошие люди.

Скопленное за десятилетия, аккуратно сложенное, забытое от греха подальше. До краев, все полки, коробки и ящики. Секреты десятков жизней. Откуда это здесь? Зачем? Для чего?

Запах крови. Проломленные черепа.

Собака, грызущая чей-то глаз. Вот он лопнул под кривыми желтыми зубами.

Баба Ряба, о, баба Ряба. Ей так жаль.

Топор и собачья голова.

Надо зажарить яйцо до черноты, пусть Тобик съест, не подавится. А потом Тобику голову с плеч, ага, как в сказке.

Череда прикосновений — воспоминания — этого уже не забыть.

Темный силуэт, от которого пахнет острым одеколоном. Кажется, руки влажные и холодные. Волосы растрепались. Жертвы видят его, но не видят лица. Только запахи, образы, домыслы.

Высокий, сутулый, страшный. Возникает из ниоткуда. У него нюх на ведьм. Да, точно. Он их вынюхивает, а потом убивает. Вернее, приводит к бабе Рябе. А она уже…

Божий одуванчик. Зачем убивала?

Надо ли оправдывать убийство?

Наташа вздохнула:

Это он!

Вздох, сопли по подбородку — вытереть! — ещё одна коробка на полке.

Девушка в ярком платьице, отлично убирала головную боль простым прикосновением. Нехороший человек пришел к ней в дом ночью, связал, перекинул через плечо, вынес на улицу и положил в багажник автомобиля. Девушку убили, а платье сняли уже с мертвого тела, принесли в подвал и швырнули в коробку. Конечно, чтобы забыть. Осколки лезвий брошены в банку. Глаза скормлены или сожжены до черноты и закопаны — где?

На заднем дворе.

Маша!

Обнаженное мертвое тело. Тёмные синяки на бедрах, на шее. Желтоватая кожа. Волосы, рассыпавшиеся по пыльной земле.

Всхлип. В голове будто не осталось ни одной родной мысли. Только воспоминания. Вязкие, как кисель и темные, как болото.

− Это и есть картинки, которые ты постоянно видишь? Жуткая мозаика, скажу тебе.

Она застыла с вытянутой рукой, едва не дотронулась до сгнившего наполовину кроссовка, по серой поверхности которого бешено мчался кругами паук, будто это был самый важный марафон в его жизни.

Остановись!

− Что?

Я говорю, не надо больше. Всё, я поняла!

− Ну, наконец-то. Я чуть с ума не сошла.

Навалилась тяжесть. Маша тяжело села на пол, вытянув ноги. Тут только сообразила, как сильно замерзла и устала. Изо рта шел пар. Хрипы из горла. Ужасно. И чесотка… Проклятая чесотка!

Боюсь, у нас будет долгая ночь

− Фраза, как будто из фильма.

Посмотри на потолок. Видишь?

Маша увидела. Зажатый проводом у пустого плафона висел белый лист с нарисованной дверью.

Закрой глаза

В тумане за закрытыми веками Наташа протянула руку. Маша представила, как берет её ладонь и тотчас ощутила теплоту пальцев.

− Как у тебя это получается?

Все дело в бабушкиных дверях, помнишь?

− Хороший ответ. Главное, всё сразу объясняет.

Первый шаг, второй, третий. Холод земли сменился шершавостью бетона, потом скрипом дощатого пола. Теплый воздух коснулся лица, в ноздри проникли уютные, домашние запахи, стремительно вытеснившие гниль, сырость подвала.

Наташа шла в темноте, перебирая ногами, словно под ними тоже был пол. Интересно, что она видела в этой темноте? В какой мир угодила?

Теплый воздух снова сменился прохладным. Под ногами Маша ощутила мягкую влажную ткань, будто половик.

Открывай глаза

Она стояла в коридоре, перед дверью на задний двор. За спиной ванная, кладовка, комнатка под лестницей. У двери блестели отражением света детские валенки.

Откуда-то из-за спины доносились голоса. В гостиной разговаривали женщины.

Тут не надо было сильно соображать, чтобы всё понять. Маша быстро надела валенки, накинула розовый пуховик — старый, с вылезающим сквозь швы пухом.

Пуховик был Маше велик раза в два — как раз, чтобы укрыть её от шеи до валенок. Маша закатала рукава, чувствуя себя внутри скафандра, и вышла на задний двор.

Морозный зимний ветер тотчас растрепал волосы и обжег щеки. Маша замерла на крыльце, оглядываясь.

За сетчатым забором справа высились заметенные сугробами теплицы. Слева темнел окнами кирпичный дом.

Нам к калитке

− Что мы тут делаем?

Нужно попасть к соседскому дому

Под валенками заскрипел снег — самый громкий звук, который существовал сейчас на заднем дворе. Пальто путалось складками в ногах.

Маша спустилась с крыльца, пересекла двор и подошла к калитке. Здесь тоже был приклеен рисунок. Старый знакомый рисунок. Маша ухмыльнулась:

− Дверь, да?

Третья деталь. Самая малость осталась

Маша взялась пальцами за покрытый льдом крючок. Попыталась открыть. Крючок не поддавался.