Гильермо Дель Торо - Незримые [litres]

Блэквуд с самым безмятежным видом кивнул.

Одесса разблокировала телефон:

– Взгляните. Лотарингия, тысяча девятьсот четырнадцатый год.

Из окопа в объектив смотрели изнуренные солдаты времен Первой мировой. На заднем плане англичанин в темном костюме подносил чашку к губам.

– Помню тот чай. Мерзкое пойло, – сообщил Блэквуд.

Одесса решила, что с нее довольно, и спрятала телефон.

– Бьюсь об заклад, ваша физиономия присутствует на всех снимках и портретах, запечатлевших поворотные моменты в истории за последние четыре с половиной сотни лет. Неужели везде требовалось вмешательство оккультного детектива?

– Вы очень удивитесь.

Одесса молча всматривалась в собеседника. Вроде бы самый обычный человек. И вместе с тем далеко не обычный.

– Вы любите чай. А пищу употребляете?

– Когда проголодаюсь – конечно.

– Где вы спите?

– В кровати.

– Откуда у вас столько денег?

– Вам знакомо понятие «сложный процент»?

Одесса кивнула. Логичное объяснение.

– Получается, вы… бессмертный?

– Надеюсь, что нет.

– Вы хотите умереть?

Блэквуд отвернулся к окну.

– Вам можно причинить боль? Ранить? – продолжала выспрашивать Одесса. – Где ваши шрамы, увечья? Разве они не накопились за четыреста пятьдесят лет?

– Разумеется, я чувствую боль. Насчет ран вопрос не совсем корректен. Я ведь оккультный детектив, а не стрелок.

– Но убить вас нельзя.

Блэквуд вздохнул:

– Пожалуй, ваш черед рассказать о себе.

– Обо мне? Шутите? Ладно, дайте подумать. В скрэббл играю неважнецки…

– Расскажите о своем отце, – перебил Блэквуд.

– Зачем?

– Та женщина из лавки, гадалка… Она спрашивала, не хотите ли вы узнать о нем.

– Если помните, я отказалась, – ощетинилась Одесса.

– Вы не желали слышать о нем из ее уст, и только.

– Откуда такой интерес?

– Мне нужно понимать ваши слабые стороны. Болевые точки. Слабостями так легко воспользоваться.

– Кому? Пустотам?

– Любому злобному разрушительному демону. Таков их принцип действия. И главный источник наслаждения.

Тряхнув головой, Одесса опустилась в мягкое кресло у безмолвного телевизора.

– Я давно обратила слабость в силу.

– Серьезно?

Блэквуд явно дразнил ее. Впрочем, какая разница. Внутренний голос подсказывал: ему можно доверять.

– Отец был адвокатом в маленьком городке, где я выросла. Его контора располагалась по соседству с библиотекой в отреставрированном здании бывшей фермы. Он вел семейные дела, знаете, как врач. К моему приходу на столе в вазочке всегда лежали ириски. При нем состояла секретарша Полли, древняя старушенция. Сколько себя помню, Полли всегда сидела в приемной. Я была самой младшей, последним ребенком, и очень тянулась к отцу, а он ко мне.

Отец активно занимался общественной деятельностью, состоял в многочисленных комитетах: школьном, районном. Наверное, положение обязывало. Всеобщий друг и поверенный. Он обожал свою работу: наследственные вопросы, передача собственности, завещания. Особенно ему нравилось проводить время с пожилыми клиентами, наведываться к ним в гости, приглашать на ланч и прочее. У меня он ассоциировался с главным героем из «Убить пересмешника», хотя отец никогда не занимался криминальными расследованиями. Тем не менее, в отличие от братьев и сестер, я твердо решила связать жизнь с юриспруденцией, стать как отец… но не в захолустье. Я мечтала вырваться. Воплотить привитые мне ценности в более крупном масштабе. Мечтала, чтобы он гордился мной, хотя сама бы никогда в этом не призналась.

Когда я училась на втором курсе юрфака, мне позвонила сестра и сказала, что папу арестовали. Я примчалась из Маркета поддержать его. Отец все отрицал. Его давний клиент и приятель, не имевший наследников, умер и завещал солидную часть капиталов в размере полумиллиона долларов благотворительному фонду по борьбе с Альцгеймером – в память об усопшей супруге, страдавшей от этого заболевания. По факту фонд получил около пятидесяти тысяч – в десять раз меньше обещанного, – и, естественно, представители подняли бучу. Как оказалось, отец выставлял покойнику счет за каждый свой визит, за совместные ланчи и телефонные звонки. Плюс комиссионные за юридические услуги. В общей сложности отец вытянул из старика четыреста тысяч долларов. На мой взгляд, баснословная сумма. Я неоднократно спрашивала у отца, как так вышло, но у него всегда находился ответ. Он уверял, что не присвоил ни цента сверх положенного, однако всплывающие факты свидетельствовали об обратном. Отец бессовестно обманул доверие клиента, использовал свои полномочия в корыстных целях. Поступить так с близким другом!.. И свято верить в свою невиновность.

Скандал отразился на всей семье. Я взяла академический отпуск на полгода и выступила в защиту отца, когда он отказался признать свою вину. В итоге нам удалось добиться смягчения приговора, хотя, по правде сказать, я чувствовала себя полным дерьмом. Отца лишили лицензии, заставили, ценой всех накоплений, выплатить компенсацию фонду и приговорили к тридцати месяцам тюрьмы.

Блэквуд бесстрастно слушал, не выражая ни осуждения, ни сочувствия. Те немногие, посвященные в тайну, старались утешить Одессу, твердили, что она непричастна к преступлению отца и стыдиться ей нечего. Блэквуд же молча внимал.

Мать безоговорочно верила отцу, чем внесла разлад в наши отношения. Вот мы с вами гоняемся за расхитителями могил. А ведь отец ничуть не лучше – обворовать покойника! Меня тогда как молнией ударило – уж не поэтому ли он так старался сблизиться с клиентами? Сколько раз он проворачивал подобное? Сколько денег, предназначенных на благотворительность, прикарманил? И куда их спустил?.. Не знаю и не хочу знать. После процесса я спешно перевелась в Бостонский университет, чтобы платить за учебу, работала официанткой. Первый месяц его заключения мы регулярно созванивались, беседовали. Но на занятиях меня терзали мысли о том, как он обманул доверие клиентов и собственной семьи. От наших разговоров меня буквально выворачивало наизнанку. И он это прекрасно понимал. Любимый папа, пример для подражания. Мать, разумеется, была на его стороне. Поддерживала его до последнего. Но, лишившись меня, своей тени, маленькой дочурки, которая постоянно забегала за ирисками и смотрела на него как на героя… Думаю, его особенно угнетала моя отчужденность.

Десять месяцев спустя отец повесился в камере. Для надежности намочил рубашку в унитазе и приладил петлю к перекладине верхней койки, где спал его сокамерник. Очередное потрясение. Мне и в голову не приходило, что он в принципе на такое способен. Отца терзали демоны – психологические, не по вашему профилю. Когда образ благородного, безукоризненно честного адвоката рухнул, он попросту не совладал с собой. Испугался, что теперь все узнают, каков он на самом деле – алчный, беспринципный вор.