Алексей Атеев - Солнце мертвых

Над ее головой пролетела большая черная птица…

Потом уже попытались разобраться, с чего все это началось, и тогда кто-то вспомнил о кривой старухе Антонихе. Антониха была известная пьянчужка, шаталась день-деньской от магазина к магазину: собирала пустые бутылки и к вечеру обычно бывала пьяне-хонька.

Жила она на первом этаже одного из окрестных домов в так называемой дворницкой, поскольку некоторое время мела улицу.

И вот однажды прямо с утра прибежала бабка к магазину и — небывалый случай, — купив водки, позвала к себе в компанию двух болтавшихся тут же страждущих опохмелиться. Налив трясущимися руками полстакана, она тут же его выпила, а потом поведала своим «приятелям» о том, что с ней случилось. По ее словам выходило, что вчера вечером она притащилась к себе домой «очень хорошая», тут же уснула и проснулась среди ночи от чьих-то голосов. Сперва она ничего не разобрала и подумала, что в квартире идет какая-то гулянка. Подобное, к слову сказать, происходило почти каждый день. Она разлепила глаза и увидела, что в комнате темно. Голоса же раздавались рядом с ней и слышны были очень ясно. Говорили двое.

— Скучно, батюшка, — сказал женский голос.

— Да, невесело, — подтвердил стариковский хрипловатый надтреснутый тенор.

— Совсем житья не стало от этой мелюзги, — про— должала женщина. — Все под корень извели. А ведь какое времечко было! И все ты…

— Ну-ну, я тут при чем, — старик сердито запыхтел, — ты словам-то меру знай.

— Не прибей ты тогда этого профессора, не мудруй с бабой этой — жили бы в тиши и покое. — В голосе женщины послышались сдерживаемые рыдания. — Помнишь его слова: «Все тут асфальтом да бетоном зальем», так и вышло.

— Его слова тут ни при чем, — сердито сказал старик, — может, не кончи его тогда, совсем бы нас извели, да и вообще, чего ты разнылась, разве мы тут не хозяева?

— Какие хозяева! — крикнула женщина. — Чем тут хозяйствовать — пьянчугами этими?

Бабка Антониха лежала ни жива ни мертва.

«Что это? — думала она со страхом. — Или домовой с ведьмой говорят, или белая горячка начинается? Второе верней…»

— Но силы-то еще остались, — промолвил старик.

— И что? — спросила женщина.

— Может, тряхнуть стариной, показать, кто есть кто…

— Э, батюшка, не поздно ли?

— Не поздно, — сказал старик, — да и вообще: лучше поздно, чем никогда.

На этом разговор закончился. Антониха еще некоторое время лежала, обмирая и прислушиваясь, но все было тихо. Подождав с полчаса, она кое-как поднялась и на цыпочках прокралась к выключателю. Вспыхнул свет. В комнате было пусто.

Антониха недоуменно оглядела привычный разгром, потом полезла в шкаф, где у нее была припрятана четвертинка, достала ее, сделала прямо из горлышка изрядный глоток, неумело перекрестилась и снова улеглась на свою засаленную кровать.

На этом рассказ бабки оборвался. Собутыльники слушали старуху с интересом, переглядывались и косились на недопитую бутылку. После того как часть содержимого досталась и им, завязался оживленный разговор. Собеседники в один голос заявили, что без нечистой силы здесь не обошлось. Стали вспоминать различные истории и, перебивая друг друга, рассказывать их старухе — в надежде, что она раскошелится еще на одну бутылку. Так оно и случилось. Когда прикончили и ее, старуха понесла такую околесицу, что ее собутыльникам сделалось не по себе. Тоскливо глядя на ополоумевшую бабку, оба одновременно подумали, что у нее белая горячка.

Через некоторое время компания разошлась. Бабка поползла к себе домой, а ее новоявленные друзья — в свои норы. Было это в конце зимы. А где-то через неделю старуха Антониха, продолжавшая пить беспробудно, не смогла добраться до родной кровати и замерзла мартовской ночью под грибочком на детской площадке в окружении огромных темных многоэтажных громадин. Никто особенно по ней не горевал, а в дворницкую вселилась разбитная, веселая молодуха. Рассказ старухи несколько раз был повторен ее собутыльниками в разных компаниях, но особого успеха не имел. Об этой истории тут же забыли. А зря…

Город, где происходило действие нашего повествования, возник, можно сказать, совершенно случайно. Году в шестидесятом геологи, бродя по окрестным лесам, наткнулись на богатые месторождения…

Чего?

Да так ли уж важно, чего? В народном хозяйстве все сгодится: хоть уран, хоть уголь, главное, что богатое.

И хотя до областного центра было всего ничего, километров пятьдесят, места здешние были глухие и неизведанные. Кругом леса да болота, деревень почти нет, одним словом, глушь! Недолго думая, решили строить рядом с месторождением город.

У нас так: найдут месторождение — бац! — город, еще месторождение — еще город. Так и растут подобные города, как грибы в лесу: не поймешь только, полезные или ядовитые. Но, как бы там ни было, город рос. Название ему дали красивое: Светлый.

До областного центра было недалеко, жилье в те времена строили быстро, деньги платили неплохие, и потянулся в Светлый пришлый народ со всех сторон. Беда только, места там были нехорошие. Болот слишком много, строить уж больно неудобно. Нельзя сказать, что строили на пустом месте. Имелась и деревушка со странноватым названием Лиходеевка. Да и то — какая деревушка, так, одно название. Стояло там всего несколько домишек, десятка не наберется. Да и домишки те были даже не прошлого, а, видать, позапрошлого века.

Кто в них жил, строители не интересовались. Первые дома выросли прямо возле дороги. Лиходеевку со всех сторон окружили каменные стены. Зажглись окна в домах, заорала музыка. Первостроители народ шумный: то пляшут, то дерутся. Первое время пытались наладить с деревенскими контакт. Особенно усердствовали молодые парни в надежде отыскать среди патриархальных хижин сельскую непосредственность. Но молодыми девками, судя по всему, там и не пахло. Сновали какие-то старухи, да и то редко. И еще одним приманивала деревня. На стройке был сухой закон, а что это за закон, который бы не хотелось нарушить?

— Не может такого быть, чтобы в этой чертовой Лиходеевке не гнали самогон! — орал высокий рыжий парень, вечно ходивший в застиранной гимнастерке, известный как Витька Сапер. — На сто процентов — гонят! Нюхом чую!

Он крутился возле домишек, пытался заговорить с редкими старухами, но все напрасно. Тогда отчаянный Сапер решился на вылазку, его неуверенно отговаривали, но втайне ожидали положительного результата. Пришел он под утро с вытаращенными глазами и навсегда удивленным лицом. Но спиртным от него не пахло. На многочисленные вопросы он отмалчивался и только блаженно улыбался. Это еще больше заинтересовало окружающих. Сапер был известен как говорун, скептик и сквернослов, а тут парня словно подменили. Он молчал или отвечал невпопад. Больше никуда ночью он не ходил, а лежал на кровати, уставившись в потолок, и его рыжие волосы стояли торчком, как наэлектризованные.