Рене Ахдие - Красавица [litres]

Мой враг покорен не меньше меня. Даже больше, ведь он жаждет ее по-настоящему, а не просто как пешку грандиозного плана. Эта мысль наполняет меня радостью. Быть может, мне наконец удалось найти среди его вещиц что-то, с чем я на самом деле могу поиграть. Что-то, что заставит его задрожать. Что-то, что я могу у него отнять в знак мести за все, что он и его род отняли у меня.

«Но нет печальней повести на свете» [78] «Ромео и Джульетта», Уильям Шекспир (пер. Т.Л. Щепкиной-Куперник). .

Совсем скоро он узнает, каково это – потерять себя.

– T’es une allumeuse, Celine Rousseau.

«Ты дразнишься, Селина Руссо».

Реки, реки, реки крови. Запах теплой меди и соли. Мысли мягко кружатся, затуманивая сознание, и она медленно теряется в своем же рассудке.

Так всегда начинались сны в ее голове.

– T’as supplié pour mon baiser, n’est-ce pas?

«Ты умоляла меня о поцелуе, не так ли?»

Его резкий шепот у ее уха. Ощущение его липкой руки на ее коже, его вспотевшей ладони. Тошнотворное чувство в желудке.

Он был младшим братом одного из лучших клиентов ателье. Богатый транжира, привыкший получать что – и кого – пожелает. Привыкший разбрасываться деньгами своего отца, точно сам заработал каждый франк. Он пялился на Селину в течение трех месяцев, жадный огонек тлел в его взгляде. Тогда это ее нервировало, однако она понимала, что лучше не стоит его злить и привлекать внимание к его поведению.

Даже несколько недель спустя она помнит, что его руки совсем не были похожи на руки джентльмена, они были мозолистыми и грубыми. По правде сказать, ничего в нем (несмотря на происхождение и богатство) не намекало на то, что он джентльмен. Его руки огрубели от верховой езды. Он и впрямь был одним из лучших наездников в своем элитном кругу друзей.

И этими руками он предложил ее приголубить. Предложил принести ей теплый напиток. Спросил, не может ли он составить ей компанию. Селина не знала, что делать, когда он пришел в ателье далеко за полночь, когда его дорогой плащ окутывал его плечи, а от его дыхания разило вином. Она попросила его отправиться домой, однако он настаивал, ввалившись в мастерскую так, словно та принадлежала ему.

В своем видении Селина наблюдала за этой сценой сверху, точно ее сознание отделилось от тела во сне. Она снова становилась свидетелем давних событий, наблюдая, как они повторяются с болезненной замедленностью. Наблюдая, как она совершает ошибку за ошибкой, словно сам Господь Бог желает преподать ей урок.

Глухой удар отдался эхом в ее ушах.

Ее легкое хлопковое платье затрещало, порвавшись на плече, когда молодой человек попытался помешать ей сбежать. Все дальнейшее окутывал густой туман. Селина считала себя счастливицей, ведь ему удалось разве что схватить ее за юбку, прежде чем ее трясущиеся пальцы сумели нащупать что-нибудь, чем можно обороняться.

Она не выбирала канделябр. Это был не выбор, а лучшее оружие, какое она могла отыскать.

Порой Селина задумывалась, когда оставалась наедине с самой собой, собиралась ли она его убивать. Конечно же, она могла бы ударить его не так сильно. Конечно же, ей необязательно было целиться в его висок. Конечно же, она могла предотвратить его смерть.

Но нет. В самых темных своих видениях она знала всю правду.

Зло нашло для себя идеальный сосуд в теле Селины.

Она действительно хотела уничтожить молодого человека, так же как и он хотел уничтожить ее. Пока она наблюдала, как кровь сочится из его тела, то искала хотя бы капельку сожаления внутри своей души, хотя бы крупицу угрызений совести. Но не обнаружила ничего. Лишь сжала канделябр сильнее. Придумала ложь, которую расскажет отцу, понимая, что не сможет остаться там, где живет.

И снова приглушенный удар донесся до ее ушей.

Кто поверит, что Селина была здесь жертвой? В конце концов, ведь это не она лежит холодная и неподвижная на полу в ателье. Спящая копия Селины уставилась на алый круг, замерцавший перед глазами. Сделала шаг назад, чтобы тот не испачкал подол ее платья.

А потом… кое-что новое и любопытное начало происходить и придавать форму крови, льющейся к ее ногам. Обычно Селина была босиком в своих воспоминаниях, и ее пальцы скользили по холодному мрамору, пытаясь не прикоснуться к мальчишке, которого она только что убила.

Однако сегодня ночью у ее ног появился символ. Тот самый символ, который она видела ранее, начерченный на деревянном полу рядом с телом Анабель.

Что-то мягкое коснулось кончика носа Селины. Она подняла глаза. Каскад золотисто-желтых лепестков окружил ее, опускаясь в разрастающееся пятно крови, превращаясь в сотни вышитых платочков в то же мгновение, когда достигал мраморного пола. А затем лунная богиня погнала свою колесницу сквозь сон Селины. И стук в ее ушах стал громче. Настойчивее.

И все растворилось, обратившись в черное море.

Вздрогнув, Селина проснулась.

Хотя в ее комнате и было темно, что-то бередило эту тьму.

Стук стал теперь отчетливее. Уже не приглушенный. Звук ударов камня по дереву. Она задрожала, когда прохладный туман коснулся ее кожи. Ставни на окне распахнулись. За окном бушевала гроза, косой дождь хлестал, подкидывая капли воды в ее крошечную комнатку до тех пор, пока все вокруг не начинало оживать.

Селина поднялась на ноги. Почти поскользнулась, когда ее босые ступни коснулись мокрого каменного пола. Она сделала несколько коротких шагов, подходя к окну своей кельи. Потом вздохнула.

– Merde, – выругалась она себе под нос.

Ничего уже не сделаешь. Если она хочет задвинуть ставни, то придется высунуться наружу и промокнуть насквозь.

Селина подумала, поможет ли, если она завернется в шаль. Это будет вполне разумно. Ее ночная сорочка была сшита из тонкого хлопка. Если дождь намочит материю, неприлично будет стоять у окна, ведь кто-то может увидеть ее в таком виде.

Она нахмурилась, когда поняла, что не может найти шаль. Ветер продолжал стучать ставнями, и дождь лился в комнатку.

Чтоб его.

Сопротивляясь сильным порывам, Селина потянулась вперед, пытаясь достать до деревянной створки.

Какое-то движение привлекло ее внимание. Она замерла, хотя дождь продолжал хлестать на нее, намачивая волосы и струясь по коже. Селина сморгнула капли воды. Кажется, чья-то фигура маячила на периферии, рядом со столбами у ворот монастырского забора из кованого железа. Она снова моргнула.

Силуэт исчез.

Сердце забилось быстрее в груди Селины, и кровь понеслась по ее венам в ускоренном темпе.

Она захлопнула ставни, задвинув засов одним плавным движением. Затем потянулась к подолу своей ночной сорочки. Кровь продолжала нестись по телу, пока она стягивала с себя свой спальный наряд и надевала другой, который был в ее скудном гардеробе.