Джезебел Морган - Иди через темный лес [litres]

Сморщенный старичок поджидал меня у ворот. Стоило мне приблизиться, как он поспешно опустил глаза и бодро засеменил по дороге. Волк проследил, как за нами запрут ворота, и только тогда нагнал меня. Он полностью разделял мою тревогу и до последнего момента ожидал ловушки.

Я оглянулась на терем, темный даже в прозрачный утренний час. Медные завитки на стенах и наличниках ярко блестели в солнечных лучах, словно облитые кровью, и ее привкус снова поселился на кончике моего языка.

Позади, теперь все позади, говорила я себе. Эта странная медноволосая женщина меня не достанет.

Почему же не покидала меня уверенность, что ловушка не за спиной осталась, а гостеприимно распахнула свои объятия впереди?

Провожатый попался неразговорчивый – на все мои вопросы только жмурился и мотал головой, и, в конце концов, я решила не мучить его разговором и отстала. Шел он так бодро, словно не чувствовал усталости, даже я за ним не всегда успевала.

На перекрестке у огромного замшелого валуна старик остановился, махнул рукой в сторону правой дороги, быстро истончающейся в тропу, поклонился и резво посеменил обратно. Я проводила его растерянным взглядом. Это и есть граница владений княгини? Впрочем, чему я удивляюсь, у нее всех владений – одно поместье и примыкающие к нему земли. Где в глухом лесу государству раскинуться?

Волк уже обернулся человеком и задумчиво изучал камень. Я подошла к нему, аккуратно попыталась счистить бурый скользкий мох с отполированной холодной поверхности. К моему удивлению, никаких надписей на камне не было.

– Странно, – удивилась я, продолжая счищать мох, – вроде вот он, пресловутый камень-указатель, а ни надписей на нем, ни банальных стрелок…

– Ничего удивительного, – фыркнул волк, обходя камень по кругу. – Посмотри, он не в стороне у дороги стоит, а в центре перекрестка. И мхом зарос так, что даже если б надписи и были, не прочтешь…

– И стоит отполированной стороной вверх, – медленно продолжила я его мысль, нащупав у самого края какое-то узкое углубление. Я медленно вычистила мох, под пальцами что-то вязко хлюпало. – И желоб для стока крови есть.

Я брезгливо отряхнула руки, поискала взглядом, обо что можно их вытереть. От камня дышало затхлым холодом, как из разрытой глубокой могилы.

– Идем отсюда, – поторопил меня волк. – Не нравится мне здесь. Перекресток – место и так недоброе, а тут и жертвенник еще.

– И не понятно кому. Вот только дорога, которую нам старик указал, мне еще меньше нравится!

Волк пошарил под ногами, подобрал тонкую веточку и разломал ее на три части.

– Мне тоже дорога не нравится, – на мой недоумевающий взгляд пояснил он. – Но нужно же чем-то руководствоваться при выборе пути. Жребий ничуть не хуже других способов.

Он продемонстрировал мне три обломка.

– Длинный – прямо, средний – налево, короткий – направо! – Он спрятал руки за спиной, перемешивая веточки, потом протянул кулак мне. – Выбирай!

Я даже зажмурилась от нерешительности. Почему-то выбирать с закрытыми глазами было гораздо спокойнее. Я осторожно протянула руку вперед, но схватила только пустоту. Устало вздохнул волк.

– Холодно.

Я шагнула вперед, зашарила уже двумя руками перед собой, но только пару раз заехала кончиками пальцев по волчьему носу на капюшоне.

– Теплее. Руки опусти. Или глаза открой.

Я начала шарить ниже, то цепляясь за одежды из шкур, то загребая руками только воздух.

– Теплее. Теплее… Назад и ниже! Теплее. Горячо! Тяни!

Я схватилась за шершавый кончик ветки и резко рванула его вверх, почти чувствуя, как жесткая кора сдирает кожу с пальцев волка. Перевела дыхание и только потом открыла глаза. Веточки, лежащие на раскрытой ладони волка, были явно длиннее той, которую я сжимала мертвой хваткой.

Мы обменялись одинаково кислыми взглядами, но на тропу свернули, не желая дольше оставаться рядом со стылым жертвенником.

– Придется довериться судьбе.

– И надеяться, что эта тропа нас действительно выведет к сестре княгини! – преувеличенно бодро сказала я, снова углубляясь в лес. Волк только хмыкнул за моей спиной.

– А ты уверена, что хочешь ее встретить?

Со вздохом пришлось сознаться:

– Ни капельки. Но нужно же узнать, где искать Финиста?

– А она скажет? – фыркнул волк. – Лук-то зачем выпросила? Тетиву натянуть сможешь?

– Нет, – честно ответила я, придерживая колчан, чтоб не цеплялся за все ветки. – Но лучше такое оружие, чем никакого.

– Я когда-то стрелял из лука. Попробую вечером.

Идти было на удивление легко – тропа не петляла и не терялась в траве, бежала и бежала вперед. Мы вышли в светлый осинник, устланный золотистыми листьями. Пахло грибами и близкой водой. Время от времени по земле скользили тени птиц, но это были обычные птицы, только на удивление молчаливые. Я иногда задирала голову, пыталась разглядеть их среди ветвей и замечала только мелькание перьев, тень от движения.

Да, если у нас кончатся припасы, охотиться здесь будет сложно. Да и не уверена я, что местных птиц можно есть. Интересно, в царстве мертвых птицы тоже мертвые? Хорошо, что мы пополнили запасы, да и голод давал о себе знать очень редко, словно ела я больше по привычке, чем из надобности, а волк и вовсе с нашей встречи ни маковой росинки в рот не взял.

– Ты постоянно отказываешься от еды, – припомнила я, обернувшись к спутнику. – Неужели ты не чувствуешь голода?

Волк почти остановился, не поднимая глаз пошевелил ногой листья и неохотно признался:

– Чувствую. И голод, и жажду, постоянно, каждую секунду. Они не лишают сил и не убивают, не истощают. Только мучают, – он поднял на меня темные глаза, печальные и больные. – Но в мире мертвых я не могу ни есть, ни пить. И лучше тебе не знать, как я вижу то, что ты ешь и пьешь.

– Ты поэтому отказался от ритуала Яги?

Волк пожал плечами и снова опустил глаза:

– Скорее, потому и не могу ничего в рот взять, раз от ритуала отказался. Вот и нет в нижнем мире ничего, что могло бы меня насытить.

Я прикусила губу, сдерживая сочувственный вздох. Я не знала, чем могу помочь волку, и стыдилась этого, словно во всем, что случилось с ним, была только моя вина.

Некоторое время мы шли в молчании, только листья шуршали под ногами. В узких солнечных лучах медленно парили пылинки и мелкие перья. Редкие птицы, беззвучно перепархивая с ветки на ветку, внимательно следили за нами неподвижными мутными глазами. Дышать становилось тяжелее, словно воздух сгустился и вязкой патокой струился вокруг нас, не спеша заполнять легкие. Еще чуть-чуть загустеет, и мы замрем в нем, в желтоватом безжизненном свете, словно мухи в смоле.

– Тебе не кажется, – задумчиво спросил волк, словно прислушиваясь к своим ощущениям, – что мы ушли от одного большого зла и теперь приближаемся к другому, не меньшему?