Елена Усачева - Большая книга ужасов – 81 [сборник litres]

Под ногами хлюпнуло. Кроссовка черпанула через край – незаметно для себя он вышел к реке. От мысли, что брат его теперь точно убьет, Петьку отвлекло воспоминание о холодных руках, днем вцепившихся в лодыжки.

Заминая непокорную жесткую траву, он выгребся на сухое место, прокрался к пляжу. Сольки здесь уже не было. Пойти она, конечно, могла в любую сторону. Но если не встретилась сейчас Петьке, не вернулась назад (зачем тогда вообще выходила?), не нырнула в речку (возможно, но был бы шум), то пошла она по берегу вправо. Туда, где был лес и болото. Хорошее такое болото, населенное милыми тварюшками с ядовитыми зубами и такими сильными руками, что могли запросто утянуть в трясину. Короче, самое гостеприимное место. Туда в самый раз ночью ходить. Вот как бессонница накроет, час оборотня подопрет, так сразу к болоту иди. Крепкий сон потом тебе гарантирован. Крепкий и вечный.

Петька постоял на берегу, пошевелил пальцами в промокшем башмаке. Ощущения были странные – одна нога теплая и сухая, другая мокрая и холодная. Получалось раздвоение. Словно это и правда был не он. А вернее – не совсем он. Он, но наполовину. Ну а раз наполовину, то терять ему нечего. Другая половина, если что, спасется.

Одернул на себе рубашку, пробежал открытое пространство. Начались деревья. Петька присел у тощей осинки, продышался, постарался что-нибудь услышать – шаги, негромкий разговор, плеск. Ничего не услышал.

Тихо, до омерзения тихо. И совершенно не понятно, куда идти.

Петька заметил подорожник, дернул лист. Из ножки долго тянулось белое сухожилие. Раздался неприятный щелчок. Лист оторвался. В воздухе разлился горький запах. Ничего не поменялось. Тишина была тишиной. Никакого морока не было. Все происходило на самом деле.

Пошел дальше. Лес. Самый обыкновенный. Деревья, кусты, трава, поваленные стволы, через которые надо было перелезать. Под ногами немилосердно шуршало и щелкало. Чем глубже в лес Петька уходил, тем больше понимал, что зря все это делает. Солька уже сидит где-нибудь со змеем на болоте, телевизор смотрит. Или развлекается хождением по воде, яко посуху. Не такой он следопыт, чтобы не упустить местную, легко читающую это место.

Кстати, о лесе. В какой-то момент он как будто изменился, стал светлее и реже, а сами деревья вдруг стали изгибаться в разные стороны. Словно тут постоянно резвился ветер – то в одну сторону заставлял гнуться елки, то в другую. Стволы двоились, троились и переплетались. Дурацкий лес. Петька впервые такой видел. Или не впервые, но прошлый раз он прочно забыл.

Остановился у куста, выдохнул. Зря пошел, стопудово зря. Будь он президентом, пригнал бы сюда целый отряд вертолетов. Они бы посбрасывали на этот лес тучу бомб, и от него ничего бы не осталось. Или запустил бы сюда толпу туристов. Они порубили бы все эти деревья на колышки, развели бы много костров, несколько дней шумели и пели песни, выгоняя всякую нечисть с их лежек. А еще хорошо бы было пустить тут асфальтоукладчик. Петька видел – они легко проходят, где нужно. Впереди будет ехать самосвал с битумом, следом машина с асфальтом, а потом уже каток. Туда-сюда пройдут, и никакого леса. И не надо тут леса. Пусть будет ровная площадка. Чтобы машины парковать можно было.

Петька зашагал дальше, злясь, что никогда не бывает так, как ему хочется. Все всегда наперекосяк, все неправильно.

Заметил просвет. Спрятался за сосну. Выглянул. Неподалеку на пне сидела Солька, уперев подбородок в кулак. Ждала. Близко, ее хорошо можно было рассмотреть. На голове не колпак, а цветная повязка с крупным рисунком, над переносицей и висками болтались кругляшки. Ни черта она не спала – хотя версия с лунатизмом Петьку до последнего момента грела, – а нарядилась перед походом, подготовилась, пирогов напекла. Около ее ног что-то лежало. Петька не мог разглядеть со своего места. Как будто бы камень. Или чурбак какой. Будущий буратино. Или бывший. Петька сделал шаг из своего укрытия. Под ногой звонко хрустнула хворостина. Солька резко вскинулась. Увидела Петьку и равнодушно отвела глаза. Стала смотреть выше. Петька осторожно поднял ногу. Опять щелкнуло. Он посмотрел вниз. Что это такое он опять задел, что щелкает? Но звук шел не снизу, а сверху.

Щелчки и постукивания продолжились и без его движений. На голову посыпался мусор. Петька глянул наверх и обомлел – с елки обрушивался змей. Он падал, сбивая ветки. Те ломались с нехорошим сухим треском.

Клюв, толщиной с руку, распахнут. Красный гребень распушил, налил кровью надбровные дуги.

От ужаса Петька замер, открыв рот. На нем была единственная рубаха с трусами. И это все, что он мог бросить змею.

Удары о ветки чуть притормаживали падение змея, но он все равно приближался.

Сначала заклюет до смерти, а потом будет жрать, вырывая куски. Выпьет глаза, выдернет язык. От собственных фантазий у Петьки закружилась голова. Змей уже был так близко, что хорошо просматривался грязный клюв.

В следующую секунду Петька почувствовал, что падает. Падает плашмя. Хотел отступить, но кроссовка за что-то зацепилась, и Петька без задержки выскочил из нее. Взлетели грязные ноги.

Надо было срывать рубаху и бежать. И пусть Санечек умрет от хохота, увидев опять голого брата – остаться бы живым.

Петька подтянул к животу ноги, собираясь перевернуться на бок и встать. Змей тюкнулся в землю как раз в то место, где только что была пятка. Выровнялся, зыркнул глазом.

Петька перестал дышать. Он по-разному представлял свою смерть, но там точно не предусматривалось варианта быть заклеванным лесным змеем-петухом.

Тот водил башкой туда-сюда. Петька видел его сумасшедший дергающийся зрачок. И этот зрачок ни на чем не останавливался, словно не мог выбрать точку приложения ярости. Петька осторожно выпустил воздух из легких, еще раз вдохнул, провел рукой вдоль бока. Нащупал шишку. Бросил. Змей дернулся на звук, отлетел и снова завис, нервно водя головой.

Петька осторожно перекатился на бок. Змей метнулся к нему, глухо заклекотав, цапнул пустоту. Выдал удивленное «ко?». Снова повел башкой. В стороне щелкнуло. Змей нырнул за сосну. Сверху посыпалась труха. Тварюга взбиралась, готовясь к новому прыжку. Чем выше змей залезал – а его обвивавший ствол хвост становился менее заметным, – тем ярче Петька представлял, как его заглатывают в один прием. Разевают пасть, падают на макушку, и он пропадает в бездонной глотке.

В тихом лесу опять что-то щелкнуло, словно сегодня был праздник у щелкунов-идиотов. Змей рухнул. Петька даже не стал двигаться.

Змей вошел в землю рядом с его головой, вздернул башку и устремился прочь, не отряхнув клюв от земли. Он улетал, подруливая хвостом. Петька приподнялся. Он не понял, почему его не укусили. И даже стало немного обидно – быть съеденным змеем выглядело лучше, чем всю жизнь терпеть издевательства брата. Или он должен был умереть от страха?