Адам Нэвилл - Багрянец [litres]

Кэт захлопала по мучительно пылавшим ногам и тыльной стороне коленей и обернулась, но тут волна зловонного воздуха задула весь костер разом.

Кэт так и не увидела, как разрывали красных, поднявших решетку, и как именно им оторвало головы. Она только услышала удар двух человеческих тел о стену, куда их бросили. На краткий миг пламя снова проснулось, блеснув кровавым сполохом на каменном потолке, и Кэт увидела, как вниз упали два тела, лишенные своих частей.

Послышался рев испуганных животных, затем оглушительный гром их копыт во тьме. Кэт не видела зверей, но чувствовала порывы ветра от стремительного движения могучих тел. Отойди она на сантиметр дальше от огня, и ее тело растопчут.

В черноте все стадо зарезали. Вдали скулили собаки и испуганно ржали лошади – должно быть, они пали от тех же зубов и когтей.

Черти все это время громко смеялись, рыча и глотая кровь, будто пес, утоляющий жажду в луже. На границе светового круга, где красный отблеск огня слабел, Кэт видела, как красный народец швыряют туда-сюда, словно марионеток с бессильными конечностями. Высоко над головой Кэт кому-то порвали горло; в лицо плеснула теплая жидкость, и она ощутила соленый вкус.

Она увидела, как ползет раненая женщина с дудочкой: невзирая на наркотики, у красной осталось достаточно здравого смысла, чтобы понять – что-то пошло не так. На глазах у Кэт ее костлявую спину разрезали и вскрыли, как тесто, а взъерошенную голову, точно сырую глину, раздавила не то огромная лапа, не то нога, кажется, с когтями. Нечто, похожее на пятнистую заднюю лапу, осталось стоять на бывшей голове, пока существо ленточками сняло с трупа несчастной кожу и выпотрошило. Все это случилось, прежде чем Кэт успела отвернуться.

У грязных ног Кэт горел длинный кусок дерева. Она схватила его за горячий красно-белый конец, ронявший пепел, обожглась, уронила, принялась хлопать по древесине в поисках холодного конца и снова взяла. Держа факел в вытянутой руке, она обернулась.

На миг скудный свет от факела отразился в глазах размером с фары. Посреди болезненно-желтой радужки, пронизанной красными нитками, плавал янтарный зрачок. За опущенной головой с прижатыми небольшими ушами Кэт смогла лишь на миг разглядеть силуэт – широкий, с мощными лапами. Затем существо удалилось – или исчезло.

Размахивая факелом на уровне пояса, Кэт заковыляла прочь от огня, неловко продвигаясь туда, где мир исчезал в полнейшей тьме. Обожженные подошвы ступней ожидали землю, но ступали на камень. «Невозможно». Но на подобной бойне ни любопытству, ни сомнению места не было – доказывать это не требовалось: хватало вида растерзанного, разбросанного красного народца.

Дикий рык, шлепанье тяжелых влажных трупов в зловонном воздухе: нечто бросало свою добычу снова и снова, сначала о землю, потом о стены. Шаркали крупные торопливые лапы, челюсти (которых Кэт посчастливилось не видеть) перетягивали неподвижные тела и снова начинали драться за них. Едва ли что-то выжило за спиной Кэт и ее обгоревшими пятками.

Там, где некогда был выход, она услышала новые голоса – вдали кто-то кричал: «Полиция!» Но раздавались они словно далеко-далеко, на другом конце каменного туннеля, и вонючий воздух сдувал слова. В этом аду человеческий голос мог либо неразумно, сам того не желая, сообщить о себе сущностям, рычавшим вокруг, либо пронзительно кричать, как только его заметили. Что и сделали новые голоса, вскоре затихшие.

Рокот под землей, подстегиваемый криками поднявшихся из ямы зверей, прокатился могучей волной и затих, унеся с собой испуганно ржавшее стадо: их крики стремительно оказались на невероятном расстоянии – словно их смели из бывшего сарая. Звуки чертей, резавших копытных, прекратились вслед за жалобами их добычи, земля под ногами Кэт снова стала безмолвной и плотной. Неестественная обстановка и сущности, рыскавшие в ней, исчезли так же стремительно, как и появились.

Однако ропот обычного мира на смену им не пришел – Кэт не слышала ни пения птиц, ни шума машин. Земля словно онемела от шока, и тишину нарушали только стоны умирающих и безостановочный стук дождя по крыше.

Удерживаясь на ногах, Кэт последовала по той же тропе, которой бежали Тони и его жена-инвалид. В этом эндшпиле выжили только главные убийцы – по-видимому, они потеряли контроль над тем, что впустили на собственную ферму. Да и едва ли найдется что-либо, способное удержать это.

Факел в ее руках еще тлел. Остатки костра догорали среди дощатых стен – снова деревянных, не каменных. Кэт вернулась в место, которое она могла узнать, и ее измученные ноги шагали по влажной почве, прохлада которой оказалась неожиданным благом.

В стене напротив слабо светился прямоугольник более разреженного воздуха – должно быть, выход, через который семья Уиллоузов позорно бежала, бросив всех остальных в пасть неожиданному воплощению ужаса.

Кэт (все еще неокончательно сломленная, невзирая на все пережитое) на дрожащих ногах вышла в дверь и оказалась в цементной комнате. Слабо освещенное помещение показалось полным небесного света по сравнению с неестественной тьмой сарая.

– Далеко еще?

– Нет, матушка, скоро выберемся. Седьмая дверь уже близко.

– Ты устал, сынок. Я такое бремя. Не могу в этом дышать – забери у меня мое лицо.

Много-много лет назад Джесс наконец нашла фермерского сына, милого мальчика с желтыми глазами, и он объяснил ей, для чего эти маски. Он рассказал ей много странных историй – о том, что Редстоун – это путь, и он помог Джесс по нему пойти.

Эти маски – черные, колючие, пятнистые, сделанные из собак, но похожие на другое – всегда были стары, но даже юноша не знал насколько.

От них пахло дымом, влажным камнем, пылью и многими слоями засохшего страха. Вонь заполняла любое пространство, где бы эти ухмыляющиеся морды не оказались. Джесс нашла их в ящике видавшего виды комода, стоявшего в каменном помещении, единственный путь в которое лежал через ближайший к дому сарай. Нюх привел ее туда, когда она искала отраву для крыс, заполонивших жилые комнаты на ферме.

Вместо отравы Джесс нашла маски, а рядом с ними – кремниевые топоры в форме слезинок и глиняные фигуры. Все это было завернуто в кусок старинного шелка с кружевной каймой.

Три глиняные статуэтки дополнительно обернули газетной бумагой. Джесс с первого взгляда поняла, что они связаны с пещерой и живописью на стенах – она видела, как нечто похожее ходило под землей.

Последние семь месяцев, после той ночи, когда они с чокнутой Мэдди Гросс зашли так глубоко, Джесс преследовало нечто, принесенное из-под земли, будто странное проклятие. Ее сон наводнили изображения и сцены из чужих снов – она видела столько всего, происходившего под просторными белыми небесами, гораздо моложе тех, что смотрели в окна ее спальни. А иногда она стояла вместе с другими во тьме, красноватой от костра, и в ней самой расцветала краснота, оживляя ее сердце, точно свежая кровь.