Эдвард Ли - Крикеры

Зачем она пришла?

Что она ожидала от него услышать?

Как она воспринимала его?

«Она имеет полное право, — напомнил он себе, — ненавидеть меня до чёртиков».

Что она пришла сказать ему?

Обрушиться на него в порыве гнева и отчаяния, которые кипели в ней годами?

«Большинство женщин, — подумал он, — так бы и сделали».

Он был тем парнем, который признался ей в любви, а потом бросил её.

И всё же она казалась спокойной, хотя и немного нервничала. В её поведении и оттенках голоса Фил не мог уловить ничего от той ярости, которую он себе представлял.

— Не хотела тебя беспокоить.

— Ради бога, это не проблема, — ответил он так быстро, что мог показаться раздражённым. — Господи, мы почти…

Остальное он не договорил.

«Мы почти поженились», — практически закончил он.

И какой катастрофической вещью это было бы сказать. Между ними повисла тяжёлая, как бетон, пауза.

— Ты хорошо выглядишь, Вики, — сказал он. — И я рад тебя видеть.

Он ожидал такого же ответа, но потом подумал:

«Как хорошо я могу выглядеть в мятых штанах и старой футболке? Да, придурок, и она очень рада, что тебя видит! Парень, который ушёл из её жизни и никогда не оглядывался назад…»

— Я видела тебя вчера вечером, — сказала она более спокойно, — и я уверена, что ты видел меня, по крайней мере, я так думаю, — она мрачно усмехнулась. — Наверное, довольно трудно не заметить свою бывшую невесту на сцене в стриптиз-клубе? Я собиралась подойти к бару и поздороваться, но… не хотела проблем, понимаешь?

Проблем? Это могло означать всё, что угодно, но просить её рассказать это сейчас было бы ещё тяжелее для неё; просто прийти сюда должно было быть и так достаточно трудно.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спросил он вместо этого и открыл холодильник. — У меня есть… — холодильник был пуст. — У меня есть отличная импортная газированная вода из-под крана.

— Нет, спасибо, — рассмеялась она. — Если ты помнишь, я никогда не пила газированную воду.

Филу потребовалось несколько секунд, чтобы по-настоящему рассмотреть её, хотя эти несколько секунд тянулись как целые минуты. Она была одета откровенно: короткая, обтягивающая джинсовая юбка и блестящая тёмно-красная майка, очень прозрачная и такая же тесная. Там, где Сьюзен была привлекательна в простом смысле, внешность Вики можно было сравнить с карикатурой. Её светло-рыжие волосы ниспадали прямо на обнажённые плечи; когда она поворачивала голову, они мерцали, как тонкая мишура. След макияжа подчёркивал линии её лица. Её тёмно-зелёные глаза казались огромными, как драгоценные камни, а тончайшая пастельная помада подчёркивала губы. Она была симпатичнее, чем Фил мог её помнить. Она казалась более подтянутой, более мускулистой, чем когда-либо прежде. Её ноги, плечи и руки, острое декольте — всё было голое и кремово-белое. Даже туманная россыпь веснушек прямо над её грудями казалась прекрасным украшением, в то время как сами груди под сверкающей майкой были без лифчика.

И во всей её привлекательности, пожалуй, это было самое печальное. Это всё, чем она была сейчас, в некотором смысле… телом. Раздавленная порабощением захолустья, пойманная в ловушку собственным воспитанием и внушённым страхом уехать отсюда, её настоящая женственность почти испарилась. Жребий всей её жизни не оставил ей ничего другого.

Странная улыбка появилась на её губах.

Заметила ли она мимолётный взгляд Фила?

Он надеялся, что нет; последнее, в чём она нуждалась в своей жизни, это чтобы ещё один болван пялился на неё, особенно когда этот болван был её бывшим женихом. Она села в обшарпанное кресло у комода. Её кожа, казалось, зашелестела, когда она скрестила ноги; она лениво откинулась назад, глядя на него.

— Я слышала, ты теперь работаешь ландшафтным дизайнером, — сказала она.

Очевидно, у Игла был болтливый язык, чему Фил был очень рад. И это была чёртова удача, что он повесил свою рубашку и пояс с оружием в шкаф, прежде чем она вошла; его прикрытие было бы сорвано, прежде чем дело было раскрыто.

— Да, пока на полставки, — сказал он. — Пока не найду что-нибудь получше.

— Здесь? Тебе повезло, что ты вообще нашёл здесь работу, — её большие зелёные глаза осмотрели бóльшую часть тесной комнаты. — Я думаю, это было полгода назад или около того, я вроде как слышала, что у тебя ничего не получилось в городской полиции.

— Меня уволили, — тут же признался Фил. — Это долгая и скучная история.

— Должно быть, это был настоящий облом для тебя. Быть полицейским — это то, чего ты хотел больше всего на свете, не так ли? Я имею в виду, за всё то время, что мы были вместе, ты только об этом и говорил.

Фил проглотил комок в горле. Это было почти безобидно, как она сказала:

«За всё то время, что мы были вместе…»

— Ничего страшного, всё к лучшему, правда, — солгал он. — Мне потребовалось десять лет, чтобы понять, что быть полицейским не для меня. Я очень быстро устал видеть, как люди насилуют, грабят и убивают каждый день. Ты должна знать, о чём я говорю, ты тоже полицейский.

— Я была местным деревенским копом, — поправила она и снова скрестила ноги. — На самом деле это не одно и то же. Но это была хорошая работа.

Это замечание показалось ему самым странным. По словам Маллинза, у него не было другого выбора, кроме как уволить её за всевозможные сексуальные проступки. Она явно не была создана для полицейской работы; она слишком легко прошла путь от полицейского до проститутки. Фотографии Маллинза доказали это.

Разве не так?

Мрачная улыбка появилась на её губах. Она расслабилась, закрыла глаза и вздохнула.

— Ты всегда был таким джентльменом, Фил. Ты даже не собираешься спросить?

— Что спросить?

— Неужели тебе совсем не любопытно?

Фил понял, к чему она клонит, но признать это значило бы только усилить тяжесть этого странного обстоятельства. Вместо этого, и с не особой уверенностью, он сказал:

— Я не знаю, что ты имеешь в виду, Вики.

Она нахмурилась, и вся прелесть мгновенно исчезла с её лица.

— Раньше я была копом, Фил, а теперь я стриптизёрша. Большинство людей подумают, что это немного странно, не так ли? Разве ты не хочешь знать, что случилось?

На этот раз с бóльшей убеждённостью он ответил:

— Эй, это твоё дело, не моё. Пока мы счастливы делать то, что мы делаем, всё остальное не имеет значения.

Наполовину шёпотом и с закрытыми глазами она ответила:

— Ты думаешь, я счастлива делать это?

Фил сел на край кровати, подняв брови. Он не мог найти ответа.

— Я была похожа на тебя, помнишь? — продолжила она. — Я хотела быть полицейским, и я была хорошим полицейским, — колебание, неловкий глоток. — Хочешь знать, почему я теперь не полицейский?

«Я уже знаю», — подумал Фил, но, конечно же, он не мог этого сказать, не разоблачив полностью своё прикрытие.