Сергей Милушкин - Заражение

— Признайся, ты ведь тоже не поверила? — спросил он.

Она покачала головой.

— Я и сейчас не верю.

Осень 2014 года

Петя подумал, что обмануть Мышкина не удастся. Когда они вышли из кинотеатра, их как будто что-то сблизило, как это часто бывает — совместное, по-настоящему опасное приключение, в котором открывается истинное лицо, выясняется кто есть кто. Оно или делает людей друзьями или же злейшими врагами на всю оставшуюся жизнь. Никакие слова и оправдания потом не помогут вернуть статус-кво, сделать так, будто бы ничего не произошло.

Он ведь узнал про меня больше, чем я про него, подумал Петя. Что он мне сказал? Его отец чуть не сгорел в кинотеатре, тогда как остальные бедолаги превратились в хрупкие черные головешки. Еще про деда или прадеда, который воевал неизвестно когда и зачем. Все это прекрасно, но вряд ли может что-то сказать ему о Мышкине.

— А следы-то в другую сторону ведут, — сказал вдруг Кирилл. — Они не в ту сторону побежали. Вот идиоты! — Он схватился за голову. — Это же надо так ментов испугаться. Залегли бы у ручья и дождались нас.

Петя посмотрел на суматошные пересекающиеся цепочки следов, взрыхливших снег в противоположном от моста направлении.

— Черти что. Ну побегают немного и вернутся.

Мышкин пожал плечами.

— Сколько мы просидели внутри? Минут двадцать. А всего прошло минут сорок, а то и час. Должны бы вернуться. — Он всмотрелся в сумеречную пойму, окруженную лысым кустарником, утопающим в снегу. Пронизывающий северо-восточный ветер швырял снежную крупу им в лица, Петя щурился, но глаза так слезились, что он почти ничего не видел. — Э-э-й! — закричал он, — Ма-а-кс, Ро-о-о-мка! Выходите, мы тут!

Стоя в полутора метрах от Кирилла, Петя почти не слышал его голоса.

— Они могли кругаля за кинотеатром дать и выйти оттуда, — прокричал он, показывая рукой направление возможного движения. Теоретически это было возможно, но практически вряд ли: никто бы не рискнул бежать вслед уехавшей полицейской машине.

— За полицией они точно бы не побежали, а из парка только одна дорога, по которой приехал твой батька. Если пойти дальше… вон туда, — Мышкин показал подбородком, там только одна тропа вдоль ручья, а кусты такие, что не выберешься до самой свалки.

— До свалки далеко вроде, — сказал Петя. Он ни разу не был там, но много слышал. Каждый мальчишка мечтал побывать вблизи тех мест, но реально были лишь единицы. Самые ненормальные, вроде Мышкина.

— Да? Это ты так думаешь. По дороге может и далеко. А вот по ручью… — он не успел договорить, как они оба услышали зловещее, вплетающееся в шум ветра, завывание.

У Пети подогнулись ноги. Голодные псы в такую погоду могли разорвать на части и если у них еще был шанс скрыться назад в кинотеатр, то у двух беглецов — вряд ли.

— Это на свалке воют, — шепотом сказал Мышкин, но Петя его услышал.

Вой повторился, теперь уже это была не одна собака, а несколько. Пете почудилось рычание. Как тогда, в пещере. Рычание не животного, но монстра.

— Бежим, — бросил ему Мышкин. — Нам повезло, что ветер с той стороны, они нас не учуют. Иначе капец!

— А как же… — выкрикнул Петя, но Мышкин понесся к мосту, к свету, цивилизации и не расслышал. Петя медлил всего секунду, а потом кинулся следом со всех ног и ему казалось, что тяжелое смрадное дыхание голодного чудовища догоняет его, как бы он ни старался. Ему казалось, что он стоит на месте — ноги вязли и проскальзывали в снегу: за то время, что они провели в кинотеатре, сугробы выросли сантиметров на тридцать.

— Стой, — закричал он Мышкину. — Погоди! — Но тот его не слышал.

Лязг зубов и утробный хрип стегали по нервам. Его сердце билось так быстро, что готово было вот-вот выскочить из горла. Лицо одеревенело. Рюкзак бился на спине всей тяжестью учебников, он готов был бросить его, но гнев разъяренного отчима был еще страшнее, чем риск попасть в зубы огромной псине или даже волку. Он не бросит рюкзак, потому что там… помимо учебников, дневника, тетрадок, пенала с ручками, сменной обуви и недоеденного бутерброда с отвратительным желтым салом…

Петя на ходу скинул врезавшуюся в ключицу лямку, перевернул рюкзак на грудь, автоматически открыл, нащупал дрожащей рукой пакет и, слава богу, почти целый кусок зачерствевшего хлеба со скользким слоем жира. Он лихорадочно отыскал верх пакета, пахнуло прогорклым салом, пальцы погрузились в жир — вот он. Схватив бутерброд, Петя швырнул его за спину. Не будь идиотом, орало благоразумие. Заткнись, отвечал ему инстинкт самосохранения. Это… это отвлечет их на пару секунд. То, что позади, в снежном мареве, за ними гонятся несколько бешеных псин, или еще хуже — волков, он не сомневался.

И только когда они очутились на мосту, под скудным, но все же освещением городских фонарей, в метре от проезжей части, где натужно, преодолевая снежные заносы, тарахтели грязные машины, — только тогда его словно током ударило…

…он не бросит рюкзак, потому что там, рядом с бутербродом, в специальном отделении, лежала единственная фотография, которая осталась у него на память от Саши.

Он перерыл весь рюкзак. Вытряхнул учебники на снег и поочередно вытряс каждый из них страницами вниз. То же самое проделал с тетрадками и дневником.

— Эй, ты чего, — озабоченно спросил Мышкин, глядя как из Петиных глаз скользят две влажные дорожки. — Слышь, скажи, что случилось?

Петя запихнул учебники назад, вытер лицо рукавом. Он тяжело дышал, вглядываясь в следы, оставленные ими.

— Мне нужно вернуться, — сказал он Мышкину, но тот схватил его за руку.

— Э, не! — сказал он. — Никуда ты не пойдешь. Ты, что, не слышал?

— Значит, и ты слышал?

— Я?! Чувак, я знаю собак со свалки. Я там бывал несколько раз. Может быть, раз пять. Мой папаша скупает золотишко, стволы, если там что-то находят местные бичи. Поверь мне, это были не… собаки.

— А кто? Волки?

Мышкин покрутил пальцем у виска.

— Хочешь пойти посмотреть? Откуда тут волки? Последнего волка убили пятнадцать лет назад, забыл что ли, классная рассказывала. Тоже мне, отличник…

— Мне нужно… я кое-что…

— Идем. У нас еще дело есть, если ты не забыл.

Петя подобрал рюкзак. Он выкинул вместе с бутербродом единственную фотографию, которая связывала его с Сашей. Она принесла ее на урок рукоделия — нужно было оформить что-то вроде семейного альбома. В ее поделке было три фотографии, они уютно смотрели из нарисованных окошек красивого дома. Светило солнце, плыли голубые облака и возле горизонта, у зеленой полоски леса журчал серебряный ручей. Где-то там Петя видел и себя, в ее рисунке, но не в своем. Он взял Сашину фотографию и спрятал в карман шорт. И никто никогда не узнал, куда пропала карточка. Зоя Викторовна перерыла всю группу и развела руками.