Сергей Милушкин - Заражение

Стас помолчал, разглядывая прозрачный бокал, висящий над стойкой бара, махнул рукой в сторону посетителей, требующих срочно свою выпивку, потом ответил:

— Не знаю, что тебе посоветовать. Ты, наверное, и так все решил… Дело, черт побери, опасное. Малейшая ошибка в расчетах, а у нас сам знаешь, все через пень колоду, и все, ты овощ. Никому не нужен, никто к тебе не придет поменять памперс, чувак. К тому же, как я понимаю, испытывают что-то новое, экспериментальное. Вакцины для новых типов вирусов. Помнишь, что в прошлом году зимой творилось? — Он нахмурился, потом раздраженно крикнул толпе «Иду!!! Две минуты подождите!». — Я тут стоял с утра до вечера, пока сам в итоге не слег, — таких историй наслушался, волосы дыбом вставали. Вечером пришел человек с работы, ничего не предвещало. Покашливал. А утром жена нашла холодного в постели рядышком. Скрюченного. Как тебе такое?

Андрей кивнул. Он слышал все эти истории не раз и не два; передаваясь из уст в уста, они обрастали новыми леденящими подробностями, раз от раза делаясь все ужаснее. Он не слишком верил слухам, но и полностью отрицать их было невозможно — на горячую линию звонили люди, утверждавшие, что лично готовы засвидетельствовать сказанное и после того, как количество звонков стало критическим, Лезнер сказал: «Мы, конечно, должны проверять все эти звонки, когда не оказывается помощь, врачи неверно или специально квалифицируют смерти, чтобы снизить статистику. Кто дежурил на горячей линии, вы это слышали. Но… у нас просто не хватит сил. И я с вами хочу посоветоваться — стоит ли нам дальше нагнетать эту истерию, публиковать это, или может, было бы правильнее дать народу передышку, успокоить…»

— Опасное, — подтвердил Андрей. — Завтра медкомиссия. Там, в институте.

— Так ты уже…

— Именно.

— Вот так вот. — Стас не знал, что и сказать. Он автоматически взял бутылку Финляндии и принялся разливать заказ для квадратного рабочего, с бороды которого на стойку капали крупные дождевые капли. — Хоть звони оттуда.

— Там запрещены телефоны.

— Чертовы кулички, сгинешь и с концами.

Родители Андрея умерли один за одним три года назад и получается, кроме Саши у него никого не было. Стас был прав.

— Если завтра пройду комиссию, встретимся через два месяца. Все это время буду там на стационаре. Вот, зашел попрощаться.

Стас попытался ответить что-то с юмором, но у него не вышло — лицо застыло, словно он провожал знакомого на верную смерть и не понимал, как вообще на такое можно решиться.

— Слушай… — Стас поставил перед бородатым рюмки. Тот опрокинул их залпом, одна за одной, даже не поморщившись.

— Повтори, — бросил он коротко через стойку.

— …слушай, — Стас потянулся за бутылкой. — А вообще, ты крутой. Нет, честно. Я бы обосрался от страха и в жизни не бы не согласился проводить над собой опыты. И дело-то даже не в том, что у меня нет дочери, котор… пока нет дочери, и сына нет, но, если будут… — он машинально, на глаз, отмерил по полтиннику в прозрачные рюмки. Этот клиент предпочитал пить финскую водку именно так, три раза по две стопки по пятьдесят граммов, не закусывая, — …может получиться, что ты поможешь кому-то еще. — Он хотел сказать, «раз не получилось помочь своей дочери». Андрей по глазам видел, но Стас не стал это говорить. Он повернулся, что-то достал с крючка позади стойки и протянул закрытую ладонь Андрею. — На, возьми.

— Что это?

— Бери. Это серебряный крестик, достался мне от прабабки, она знахаркой была.

— Я же не верующий, не надо… оставь себе. — Андрей отстранил руку Стаса.

Стас молча вложил ему крестик в ладонь и сжал.

— Понятие не имею, как это работает, но поверь. Просто возьми и все. На всякий случай.

Андрей пожал плечами.

— Если ты настаиваешь. Хорошо. Спасибо. — Он сунул крестик во внутренний карман куртки. — Но, боюсь, это мало чем поможет. Скорее тут нужна головка чеснока с фитонцидами.

— Чеснок сам купишь, — сказал Стас. — Передавай привет Саше.

Андрей приехал к воротом института на такси. Оказалось, что в навигаторах такого адреса не существует, а место, где по идее должно выситься здание НИИ, на всех картах отмечено сплошным лесным массивом, к которому тянулась проселочная дорога сомнительного качества.

Тем не менее, оказалось, что на пятнадцатом километре шоссе есть съезд под знаком, выводящий на ровную бетонную дорогу из плит, такие обычно вели к безымянным воинским частям и секретным полигонам.

— Штраф платите? — лениво спросил таксист, пожилой узбек с блуждающей полуулыбкой на лице.

— Да, плачу. Едем, — ответил Андрей.

— Хорошо.

Они свернули в высоченный сосновый бор. Мимо пронеслась ржавая табличка с красными буквами «Охраняемая зона. Въезд строго запрещен. Биологическая опасность».

Водитель покосился, потом сказал:

— Еще не поздно повернуть назад, уважаемый. Надеюсь, вы знаете, куда едете.

Андрей почувствовал, как внутри шевельнулся червячок сомнения, словно бы голосом этого полного узбека с лицом Будды Провидение предостерегало его от опасного поворота в жизни. Никто не гарантировал, что он вернется назад этой же дорогой. Если вообще вернется.

Лес густел. Солнце скрылось в облаках и постепенно стало совсем темно. С каждым километром тревога все сильнее накрывала его, в голову лезли тревожные мысли, можно было подумать, что его везут на заклание. Жизнь за жизнь.

Готов ли он отдать свою жизнь за Сашину? Что за вопрос? Конечно, сию же секунду. Но был ли этот ответ честным — если бы перед ним сейчас встал такой выбор, сделал бы он его не колеблясь? А если это чья-то другая жизнь? Другого, незнакомого ему ребенка, который в эту секунду стоит перед дверью медкабинета и волны страха гуляют в его маленьком беззащитном теле, сердце сжимается, и он совершенно один в зловещей пустоте коридора слышит незнакомый безразличный голос: «Следующий».

Готов ли он отдать свою жизнь за жизнь другого человека, ведь никакой гарантии нет? И человек этот может быть не ребенком, а вполне взрослым человеком, не обязательно при этом, хорошим. Например, таким, как он сам. Он готов отдать свою жизнь ради себя, в конце концов? И нужно ли вообще кого-то спасать? Может быть, спасать нужно его самого?

Андрей смотрел на серую полоску дороги и странные мысли лезли в его голову. Внутренний голос молчал, он даже жалел, что его не слышно. Узбек посуровел. Он уже не улыбался, а молча держал руль — ему не нравилось, куда катятся колеса старого жигуля Атмосфера леса и вообще всего этого места была какая-то чужая, гнетущая, опасная.

— Чтобы поймать тигрёнка, нужно войти в логово тигра, — пробормотал узбек.

— Что вы сказали?

Таксист не ответил. Километров десять спустя, когда терпение и нервы узбека, судя по его плотно сжатым губам были на пределе, из чащи вынырнула ограда, ворота с красной звездой, на высоких столбах замерли серебристые глазницы прожекторов. Небольшую стоянку возле проходной занимала всего одна машина — карета скорой помощи.