Сергей Милушкин - Заражение

Ефимова, Ефимова, — думал он, сдавая ключ на вахте пожилой женщине, уважительно посмотревшей на него и пожелавшей доброго вечера. Ладно, Чернышев, с ним-то все понятно. Но Вика!

На улице метался снег. Он поморщился, поднял воротник, вдохнул холодный воздух, отчетливо отдающий гнилью и зашагал по направлению к больнице. Порывы ветра бросали в него снежным крошевом, идти по десятисантиметровому покрову было неудобно, скользко и опасно.

Через полчаса, основательно продрогший, он добрался до больницы. Ветер свистел и ухал, на полпути ему показалось, что он слышал женский крик и словно что-то треснуло, а потом и вовсе упало — где-то в районе старой церкви. Однако, в темноте и мельтешащей поземке что-то разобрать было невозможно.

Проходя мимо бара «Свобода», он хотел было завернуть туда, чтобы хлопнуть рюмку-другую Белого Аиста, Ахтамара или Арарата, но заметив за углом полицейскую машину с двумя стражами порядка, решил не испытывать судьбу. Кто его знает, что они тут делают, подумал он. Может быть, рейд по злачным местам, островкам свободы и братства… тогда велика вероятность попасть под горячую руку.

Он прошел мимо, натянув на лицо каменную маску — ему не слишком хотелось выступать, не дай бог, свидетелем или понятым, потратив на это время до самой ночи. Служивые трясли какого-то хлыща в плаще и смешной черной шляпе, как у Боярского. Невольно он ускорил шаг. Не хватало еще, — лучше дома выпить, подумал он, содрогаясь от ударов ветра.

Сапрыкин ждал его внизу, у проходной.

— Хотел уже звонить, где вы там потерялись, — сказал он, кивая на заснеженное пальто Базелевича. — Метет?

— Не то слово. Что-то не припомню такого в ноябре, — Базелевич стряхнул с себя снег, ударил ботинками об пол. Под ним тут же расплылась темная лужа. — У «Свободы» какой-то рейд полиции, вот же им заняться нечем…

— Да они все время там пасутся, — сказал Сапрыкин. — Хлебное место. Я, бывает, с работы туда заглядываю. Бармен — отличный парень. Стас, кажется, зовут.

Я тоже туда заглядываю, подумал Базелевич.

— Вы хотели что-то обсудить, что-то важное? — Сапрыкин глянул на часы. — Я мог бы к вам завтра в институт заскочить. Стоило по такой погоде…

— Савелий… Петрович, нужно кое-что у тебя уточнить. К тому же завтра выходной.

Почти все доктора города знали Базелевича и хотя вместе с ним докатилась и его сомнительная слава, в городе он, тем не менее, пользовался беспрекословным уважением. Все-таки, единственный институт в городе, а Базелевич — профессор и в приемной комиссии… словом, с ним никто не хотел ссориться. Да и несмотря на допущенный промах, он оставался крупным специалистом в своем деле и до сих пор к нему приезжали на консультации светила из самой Москвы.

— К вашим услугам, Юрий Михайлович. Идемте в кабинет, там будет удобнее.

Они поднялись на второй этаж, вошли в просторный кабинет. Базелевич повесил пальто на вешалку, потом сел в кресло у окна.

— Выпьете что-нибудь, — спросил Сапрыкин. — Есть хороший Хеннеси…

— Не откажусь, — Базелевич потер застывшие руки.

Завотделением наполнил рюмки, поставил поднос на стол и уселся напротив.

— За здоровье, — поднял он рюмку.

— За него.

Они опрокинули по рюмке.

— Вот это кайф, — восхитился Базелевич, и Сапрыкин улыбнулся. Ему, несомненно, было приятно лестное замечание.

— Слушай… — начал профессор. — Тут у тебя два моих студента пишут доклад… я просил посодействовать и…

Сапрыкин сделал удивленное лицо.

— Неужели кто-то…

— Да нет, все отлично приняли, рассказали-показали, спасибо, замечаний нет.

— Тогда…

— Эта девочка… она уже два года у тебя тут?

— Э-э… вы имеете ввиду Лосеву? Да, уже больше чем два.

— Ты можешь показать последние анализы? КТ, МРТ — все это…

Сапрыкин задумался. Вопрос показался ему странным, но отказать он не мог.

— Разумеется, — сказал он. — Это сегодня надо?

— Да. Сегодня.

— Но… пятница… и…

— Ну так что, что пятница, — раздраженно сказал Базелевич своему более молодому коллеге. — Разве реанимация по пятницам не работает?

— Девочка не совсем в реанимации, скорее в…

— Так мы идем?

Сапрыкин пожал плечами.

— Как хотите, только не пойму, к чему такая… — оне не стал договаривать, потому что Базелевич уже поднялся, всем свои видом показывая, что отговорок не примет. — Ладно, идем.

Они поднялись, вышли из кабинета. На стенах коридора были развешаны профилактические плакаты о пользе вакцинации: «Ваш шанс защитить себя уже сегодня! Посетите прививочный кабинет и сделайте необходимые прививки», о вреде курения: «…когда вы бросите курить… Через 20 минут. Через двое суток. Через месяц. Через полгода» — с перечислением всех возможных положительных эффектов, чуть дальше размещалась обязательная доска почета, Базелевич успел заметить довольное лица Сапрыкина за столом в своем кабинете.

Поднявшись на третий этаж, они довольно долго шли, потом свернули и через переход между двумя зданиями оказались в лечебном корпусе. Там Сапрыкин сначала подошел к двери с табличкой «Дежурный врач», но дверь оказалась заперта.

Он покачал головой, посмотрел на часы.

— Должен быть еще здесь… хотя… пятница…

Они пересекли просторный холл и на повороте столкнулись с лысым мужичком в мятом халате.

Тот отскочил, перепугавшись.

— О черт! — чертыхнулся он. — Простите… Савелий Петрович… И вы? — он заметил Базелевича и замешкался.

— Александр Петрович, бумаги по девочке… Лосевой, которая в коме, у вас?

Дежурный врач пожал плечами.

— Ну да, где им еще быть. В кабинете…

— Как она? — перебил его Базелевич.

Александр Петрович, вытер ладонью лысину. В помещении было очень жарко, он потел со страшной силой.

— Да как, как и была. Без изменений. Вегетативное состояние.

— Ваш прогноз?

Дежурный врач пожал плечами.

— Вообще-то это не моя компетенция, это решает консилиум… — он вопросительно посмотрел на начальника. Сапрыкин кивнул, разрешая говорить и он, чуть смутившись, продолжил: — Но… если вы настаиваете… мой прогноз — отрицательный. Динамики нет, ни положительной, ни отрицательной. Мы фиксируем редкие всплески мозговой активности, но компьютерная томография говорит о том, что мозг умирает. Один за другим отделы головного мозга утрачивают свои функции. Ну и… — он снова замялся, — по правде говоря, у нас нет опыта работы с такими больными. Мы не знаем, что с ней делать.

Базелевич кивнул. Это был трезвый прогноз, он рассчитывал услышать нечто подобное и не ожидал никакого чуда. Собственно, чудо в таких случаях было практически исключено. И все же… он хотел убедиться лично, чтобы… что?

Он боялся залезать в глубины своего сознания, чтобы выяснить истинные причины некоторых своих желаний и поступков. Зачем он вообще сюда приехал? Поверил суматошному эмоциональному рассказу Ефимовой? Это смешно. Что же он хочет? Может быть, решил удостовериться, что кто-то, подобно ему в прошлом, не совершает роковую ошибку?