Трейси Вульфф - Жажда

Все не занятое стеллажами пространство занято кабинками для чтения, в которых стоят мягкие кресла, кресла-мешки, а там, где есть место, даже есть несколько потертых кожаных диванов.

Но самое интересное – теперь мне однозначно не терпится познакомиться с библиотекарем – это стикеры, расклеенные везде. На стенах, на стеллажах, на письменных столах, креслах, компьютерах. Везде. Большие стикеры, маленькие стикеры, смешные стикеры, стикеры с торговыми знаками, стикеры со смайликами, стикеры с саркастическими изречениями… Список получается длинный, и мне хочется бродить по этой библиотеке, пока я не прочту или не разгляжу их все.

Но их тут слишком много – за один раз все не изучить, да и за десять раз тоже, и я решаю начать с тех стикеров, которые попадутся мне, когда я буду обходить горгулий.

Потому что после осмотра остальной части библиотеки я больше не считаю, что эти статуи расставлены в произвольном порядке. И ужасно хочу узнать, что именно здешний библиотекарь желает мне показать.

Первая горгулья – свирепого вида тварь с крыльями, как у летучей мыши, – охраняет стеллаж с романами ужасов. Сам он украшен стикерами с эмблемой «Охотников за привидениями», и я не могу удержаться от смеха, когда вижу корешки сочинений буквально всех авторов, пишущих или писавших в этом жанре: от Джона Уэбстера до Мэри Шелли, от Эдгара Аллана По до Джо Хилла. Еще приятнее то, что особое почтение тут оказано Виктору Гюго, а три экземпляра «Собора Парижской Богоматери» не без иронии поставлены прямо перед глазами горгульи.

Вторая горгулья – приземистый малый, сидящий на куче черепов, – красуется на стеллаже с книгами по анатомии человека.

На стеллаж с великолепно переплетенными книгами в жанре фэнтези, в которых повествуется о драконах и ведьмах, водружена третья горгулья, с фантасмагорическими крыльями и большими когтистыми лапами, сжимающими миниатюрную книжицу, которую она читает. В отличие от двух остальных, имеющих зверские рожи, у этой красотки вид проказливый, как будто она знает, что ей попадет за то, что она, зачитавшись, не легла спать в урочный час, но она просто не может отложить книгу.

Я сразу же решаю, что она станет моей любимицей, и беру книгу с ее стеллажа, чтобы было что почитать вечером, если мне не удастся заснуть. И едва не разражаюсь смехом, водя пальцем по стикеру, приклеенному под этой горгульей: «Я не дева в несчастье, а дракон, одетый в платье».

Я продолжаю ходить от статуи к статуе, от небольшой полки с книгами по готической архитектуре перехожу к целому стеллажу, заставленному историями о привидениях, иду все дальше, дальше и все больше убеждаюсь, что здешний библиотекарь – совершенно замечательная личность, блестяще знающая свое дело.

Дойдя до последней горгульи, я вижу, что она показывает на полуоткрытую дверь. Табличка на двери гласит: «Без разрешения не входить», что, разумеется, только обостряет мое любопытство. Особенно потому, что за дверью горит свет и играет какая-то музыка.

Я пытаюсь понять, что это такое, но, подойдя ближе, слышу, что это не столько музыка, сколько речитатив на каком-то незнакомом мне языке. На смену моему любопытству тотчас же приходит азарт.

Ища в Интернете информацию об Аляске, я выяснила, что коренные народы, живущие в этом штате, говорят на двух десятках языков. Может быть, то, что я слышу сейчас, – это один из них? Я очень надеюсь, что так оно и есть, – мне ужасно хотелось послушать, как кто-то будет говорить на таком языке. Тем более что многие из них находятся под угрозой исчезновения, включая два или три таких, на которых во всем мире говорят менее четырех тысяч человек. То, что языки коренных жителей Аляски исчезают, – так печально.

Возможно, если мне повезет, я смогу одним выстрелом убить двух зайцев – познакомиться с замечательной библиотекаршей (доносящийся до меня голос определенно принадлежит женщине), собравшей такую классную библиотеку, и послушать ее рассказ об одном из языков здешних аборигенов. И то и другое однозначно будет куда приятнее, чем торчать на этой вечеринке, якобы устроенной в мою честь, и терпеть на себе все эти взгляды.

Но когда я подхожу к двери, готовясь представиться, оказывается, что голос, который я слышу, принадлежит не библиотекарше, а девушке примерно моих же лет с длинными темными шелковистыми волосами и необычайно красивым лицом. Возможно, самым красивым, которое мне когда-либо доводилось видеть.

Она держит в руках открытую книгу и нараспев читает из нее, что объясняет речитатив. Я хочу поинтересоваться у нее, что это за язык, поскольку обложка книги мне не видна, но, когда она вдруг резко вскидывает голову, слова застревают у меня в горле.

Кем бы она ни была, вид у нее свирепый – раскрасневшиеся щеки, широко раскрытый рот. Она обрывает свой речитатив на полуслове, и мне кажется, что я вижу ярость, горящую в ее черных глазах.

Я пытаюсь подыскать слова, чтобы извиниться или хотя бы придумать какой-нибудь предлог для моего прихода сюда, но прежде, чем я успеваю что-то придумать, ярость в ее глазах гаснет, причем так быстро, что теперь я уже не совсем уверена в том, что вообще видела ее. Тем более что, когда девушка встает и идет ко мне, гнев или что там было тут же сменется выражением радушия и теплоты.

– Должно быть, ты Грейс, – говорит она по-английски с чуть заметным акцентом и останавливается примерно в футе передо мной. – Мне так хотелось познакомиться с тобой. – Она протягивает мне руку, и я ошарашенно пожимаю ее. – Меня зовут Лия, и у меня такое чувство, что мы с тобой станем очень хорошими подругами.

Это не самое странное из тех приветствий, которые были в моей жизни, – эта честь по-прежнему принадлежит Бренту Хэйворду, который, вместо того чтобы сказать «рад знакомству», вытер свои сопли о праздничное платье, в котором я впервые пошла в детский сад, но по степени странности нынешнее приветствие ушло от того детсадовского недалеко. Однако улыбка девушки так заразительна, что я невольно улыбаюсь в ответ.

– Да, я Грейс, – говорю я. – Рада познакомиться.

– О, к чему такая официальность, – мягко отвечает она и ведет меня вон из комнаты, прежде чем я успеваю сказать, что хочу оглядеть ее. Несколько секунд – и девушка уже выключила свет и закрыла за собой дверь, притом проделала это на редкость быстро.

– На каком языке ты сейчас говорила? – спрашиваю я, когда мы идем обратно, в середину библиотеки. – Это наречие какого-то из местных народов? Оно звучало так красиво.

– О нет. – Она смеется, и этот нежный, серебристый смех подходит ей как нельзя лучше. – Вообще-то я наткнулась на этот язык, когда проводила свои изыскания. Мне никогда не доводилось слышать, чтобы кто-нибудь на нем говорил, так что я даже не уверена, что правильно произношу слова.