Стивен Кинг - Будет кровь

— Думала спрятаться от меня? — спросил Дрю. — Ничего не получится, миссис.

Он поднял крысу за хвост и бросил в кухонную раковину.

— Хочешь что-нибудь сказать? Может быть, объясниться? Принести извинения? Нет? Даже последнего слова не скажешь? А раньше была разговорчивой.

Говорить крыса не стала, и Дрю облил ее керосином и поджег. Когда она превратилась в вонючую кучку шлака, он включил воду и затушил дымящиеся останки. Под раковиной нашлось несколько бумажных пакетов. Дрю взял кухонную лопатку, соскреб все, что осталось от крысы, и ссыпал в пакет. Отнес пакет к ручью, зашвырнул в воду и сел наблюдать, как он уплывает прочь. Дрю еще долго сидел у ручья, любуясь природой в этот чудесный августовский денек, безветренный, жаркий и ясный.

Когда солнце стало клониться к закату, он вернулся в дом и сделал себе пару сэндвичей с колбасой. Они получились слегка суховатыми — он не подумал захватить майонез или горчицу, — но у него было пиво, чтобы их запить. Он выпил три банки, сидя в кресле в большой нижней комнате, с книгой Эда Макбейна из цикла о 87-м полицейском участке.

Он уже потянулся за четвертой банкой, но потом передумал. Четвертая банка чревата похмельем, а ему завтра ехать домой. И желательно выехать с утра пораньше. С этим местом покончено. Как покончено и с сочинением романов. У него уже есть одна книга, его единственное детище, которое ждет его дома. Ждет завершения. Книга, которая стоила жизни его старому другу и жене его старого друга.

— Я в это не верю, — произнес он вслух, поднимаясь по лестнице. На самом верху он помедлил, глядя на нижнюю комнату, где начал писать свою книгу и где вполне мог умереть — по крайней мере какое-то время ему казалось , что он мог умереть. — Хотя все-таки верю. Да, верю.

Дрю разделся и лег в постель. После трех банок пива он заснул почти сразу.

Дрю проснулся посреди ночи. Комнату заливал серебристый свет полной августовской луны. Крыса сидела у него на груди и пристально таращилась на него своими черными глазками-бусинками.

— Ну, здравствуй, Дрю.

Рот у крысы не двигался, но голос шел от нее, это точно. Когда они общались в последний раз, Дрю был болен и жутко температурил, но этот голос он помнил. Очень хорошо помнил.

— Слезь с меня, — прошептал Дрю.

Ему хотелось ее пристукнуть ( прибить проклятую тварь ), но в руках не было никаких сил.

— И не надо грубить. Ты меня звал, я пришла. Так всегда и бывает в подобных историях. О чем ты хотел поговорить?

— Я хочу знать, почему ты такое устроила?

Крыса уселась на задние лапы и скрестила передние на груди.

— Ты сам так хотел. Это было твое желание.

— Это был уговор .

— Ох уж эти филологи с их семантическими оттенками.

— Мы договаривались насчет Эла, — продолжал Дрю. — Насчет него одного . Раз уж он все равно умирал от рака поджелудочной железы.

— Я что-то не помню, чтобы речь шла конкретно о раке поджелудочной железы, — сказала крыса. — Или я ошибаюсь?

— Нет, но я думал…

Крыса принялась умываться, потом пару раз крутанулась на месте — даже сквозь одеяло Дрю чувствовал, как она топчется по нему лапами; ощущение, надо сказать, тошнотворное, — а затем снова уставилась на него.

— Так всегда и бывает с волшебными желаниями, — сказала она. — Эти желания — хитрая штука. Куча сносок микроскопическим шрифтом. Во всех лучших сказках как раз об этом и говорится. Я думала, что мы обсудили этот вопрос.

— Да, но в нашем с тобой договоре не было пункта, что это коснется и Надин Стэмпер!

— Но там не было и пункта, что это ее не коснется, — произнесла крыса капризным тоном.

Это сон , подумал Дрю. Просто еще один сон. Такое не может происходить наяву. Ни в одной из версий реальности крысы не учат людей хитростям юриспруденции.

Силы вроде бы возвращались, но Дрю по-прежнему не шевелился. Пока еще рано. Надо дождаться правильного момента. Когда он шевельнется, он не пристукнет проклятую тварь, он ее схватит и сдавит в руке. Крыса будет пищать, вырываться и наверняка станет кусаться, но Дрю будет давить до тех пор, пока у нее не полопаются все внутренности и кишки не полезут из задницы и изо рта.

— Ладно. Возможно, ты в чем-то права. Но я все равно не понимаю. Я хотел всего лишь закончить книгу, а ты все испортила.

— Ну, теперь обрыдаться, — сказала крыса и опять принялась умываться.

Дрю чуть не дернулся, чтобы ее схватить, но нет. Пока рано. Ему надо было узнать.

— Иди ты в задницу со своим сарказмом. Я мог бы тебя пришибить каминным совком, но я тебя пожалел. Я мог бы оставить тебя на крыльце, но я, опять же, тебя пожалел. Я принес тебя в дом и положил у печки. И чем ты мне отплатила? Убила двух ни в чем не повинных людей и испортила мне всю радость от книги. От единственной книги, которую мне удалось закончить.

Крыса надолго задумалась.

— Ну… — наконец проговорила она, — если слегка изменить известную притчу, ты знал, что впускаешь в дом крысу.

Дрю резко выбросил руку. Его движение было стремительным, но кулак сомкнулся на пустоте. Крыса шмыгнула по полу, но, не добежав до стены, остановилась и обернулась к Дрю. В лунном свете ему показалось, что она ухмыляется.

— К тому же книгу закончил не ты. Ты сам никогда бы ее не закончил. Ее закончила я.

В плинтусе была дырка. Крыса шмыгнула туда. Еще секунду из дырки виднелся ее голый хвост. Затем он тоже исчез.

Дрю лежал, глядя в потолок. Завтра утром я скажу себе, что это был сон , подумал он и утром именно так и сделал. Крысы не говорят человеческим голосом и не исполняют желания. Эл победил рак, но погиб в автомобильной аварии. Да, это ужасно, но такое бывает; жаль, что жена погибла вместе с ним, но так тоже бывает.

Он приехал домой. Вошел в непривычно пустой, тихий дом. Поднялся к себе в кабинет. Открыл папку с корректурой «Биттер-Ривер» и приготовился взяться за дело. Случается всякое: что-то в реальности, что-то лишь у него в голове, — и того, что случилось, уже не отменишь. Главное — помнить, что он пока жив. У него есть жена и дети, которых он будет любить по максимуму, он будет преподавать свой предмет, вкладываясь по максимуму, будет жить, вкладываясь по максимуму, и с радостью вступит в ряды авторов единственной книги. Так что, если подумать, ему не на что жаловаться.

Да, если подумать, все прекрысно.

Когда моей маме или кому-то из четырех тетушек случалось увидеть на улице женщину с детской коляской, они напевали такую песенку, которую, вероятно, узнали от своей мамы: «Откуда ты взялся, мой ангелок? Из ниоткуда, в наш уголок». Мне иногда вспоминается этот нескладный стишок, когда меня спрашивают, откуда берутся идеи для моих книг. Я часто не знаю ответа на этот вопрос, из-за чего сразу теряюсь и жутко смущаюсь. (Тут явно скрываются какие-то детские комплексы.) Иногда я отвечаю честно («Понятия не имею!»), а иногда измышляю какую-нибудь ерунду, чтобы ублажить вопрошающих некими псевдорациональными объяснениями с привлечением причин и следствий. Здесь я постараюсь быть честным. (Ну, да. Разве я скажу что-то другое?)