Стивен Кинг - Будет кровь

— Твою мать, — сказал он. — Что за хре…

Кружок пропал, и экран снова ожил. Только это была не главная страница «Нетфликса», а все тот же Чарлз Кранц, сидящий за письменным столом, улыбающийся и держащий ручку в руке со шрамом на тыльной стороне кисти. «ЧАРЛЗ КРАНЦ, — было написано сверху, а снизу: — 39 ПРЕКРАСНЫХ ЛЕТ! СПАСИБО, ЧАК!»

— Кто ты такой, Чаки? — спросил Марти вслух. — Что ты за хрен?

А потом, словно его дыхание задуло весь Интернет, как свечку на праздничном торте, картинка исчезла, сменившись надписью: «СОЕДИНЕНИЕ ПРЕРВАНО».

В тот вечер Сеть так и не поднялась. Как и половина Калифорнии (а скоро будет три четверти), Интернет приказал долго жить.

Небо — вот первое, что заметил Марти на следующий день, когда утром выехал из гаража. Когда он в последний раз видел такое чистое, ослепительно-синее небо? Месяц назад? Полтора? В последнее время небо было почти постоянно затянуто тучами, и почти постоянно шел дождь (иногда просто морось, иногда полноценные ливни), а в те редкие дни, когда тучи все-таки расходились, небо заволакивал мутный дым от пожаров на Среднем Западе. Огонь выжег почти всю Айову и почти всю Небраску и теперь наступал на Канзас, гонимый порывистыми штормовыми ветрами.

Вторым, что Марти заметил, выехав из гаража, был сосед Гас Уилфонг, который устало брел по улице со своим гигантским ланчбоксом, стучавшим по его бедру. Гас был в хаки, но при галстуке. Он служил старшим инспектором в городском департаменте жилищно-коммунального хозяйства. И хотя было еще совсем рано, всего лишь четверть восьмого, он уже казался усталым и раздраженным, как это бывает после долгого и нервного рабочего дня. И кстати, почему Гас шел к дому? И почему…

Марти опустил стекло.

— Где твоя машина?

Гас невесело хохотнул.

— Припаркована у тротуара на середине Мэйн-стрит-хилл, вместе с сотней других. — Он шумно выдохнул. — Уф, уже и не помню, когда я в последний раз прошагал три мили. Что, наверное, характеризует меня не с лучшей стороны. Если ты собираешься в школу, дружище, придется ехать в объезд по Одиннадцатому шоссе и давать кругаля по Девятнадцатому. Двадцать миль, не меньше, и наверняка будут пробки. К обеду, может, и доберешься, но я не уверен.

— А что случилось?

— Провал грунта на пересечении Мэйн-стрит и Маркет-стрит. Почти весь перекресток ухнул под землю. Наверное, из-за недавних дождей, но больше из-за плохого обслуживания, я так думаю. Слава богу, это не мой отдел. Там на дне — машин двадцать, если не тридцать, и кое-кто из людей в этих машинах… — Он покачал головой. — Они уже не вернутся.

— Боже, — пробормотал Марти. — Я проезжал там вчера. Вечером стоял в пробке.

— Радуйся, что не сегодня утром. Можно, я посижу у тебя в машине? Буквально минутку. Я что-то выдохся, пока шел, а Дженни меня проводила и опять легла спать. Неохота ее будить, особенно такими новостями.

— Да, конечно, садись.

Гас уселся в машину.

— Все очень плохо, дружище.

— Все очень хреново, — согласился Марти. То же самое он сказал Фелисии вчера. — В общем, улыбаемся и машем.

— Мне что-то не хочется улыбаться, — сказал Гас.

— Думаешь взять сегодня отгул?

Гас поднял руки и хлопнул по крышке лежавшего на коленях ланчбокса.

— Даже не знаю. Может, сделаю пару звонков, вдруг кто-то меня подвезет, но что-то я сомневаюсь.

— Если возьмешь выходной, не планируй смотреть кино на «Нетфликсе» или «Ютьюбе». Интернет снова умер, и мне что-то подсказывает, что уже навсегда.

— Как я понимаю, ты в курсе насчет Калифорнии? — спросил Гас.

— Утром я не включал телевизор. Немного проспал. — Марти помедлил. — Да и не хотелось включать, если честно. Есть какие-то новости?

— Да. Обрушилась вся. — Гас на секунду задумался. — Ну… говорят, двадцать процентов Северной Калифорнии еще держится, что означает, как я понимаю, процентов десять, но все регионы, производящие продовольствие… В общем, их больше нет.

— Это ужасно.

Да, это было ужасно, но вместо ужаса, страха или печали Марти чувствовал только тупое, тоскливое оцепенение.

— Очень верно замечено, — согласился с ним Гас. — Особенно если учесть, что весь Средний Запад выгорает дотла, а южная половина Флориды превратилась в сплошное болото, пригодное для жизни разве аллигаторам. Надеюсь, у тебя есть запасы продуктов, потому что все наши главные продовольственные регионы накрылись. Как и по всей Европе. В Азии уже голод. Миллионы погибших. И бубонная чума, как я слышал.

Они сидели в машине на подъездной дорожке у дома Марти и наблюдали, как люди бредут по улице. Все они шли из центра, многие мужчины — в костюмах и при галстуках. Какая-то женщина в элегантном розовом костюме шла в кроссовках, держа в руке туфли. Марти подумал, что ее, кажется, зовут Андреа как-то-там. Она жила на соседней улице. Фелисия вроде бы говорила, что она работает в Трастовом банке Среднего Запада.

— И пчелы, — продолжил Гас. — Пчелы начали гибнуть еще лет десять назад, а теперь вымерли окончательно. Кроме нескольких ульев где-то в Южной Америке. Нет больше меда. А если нет пчел, значит, некому опылять те немногие поля, что остались…

— Прошу прощения, — сказал Марти, выскочил из машины и побежал следом за женщиной в розовом костюме. — Андреа? Вы Андреа?

Та настороженно обернулась к нему и подняла руку, в которой держала туфли, словно готовясь ударить его острой шпилькой. Марти ее понимал: нынче по улицам бродило немало психов. Он остановился шагах в пяти от нее.

— Я муж Фелисии Андерсон. — Точнее, бывший муж, но просто «муж» звучало не так опасно. — Кажется, вы с ней знакомы.

— Да, мы знакомы с Фелисией. Мы с ней входили в комитет соседского дозора. Вы хотели о чем-то спросить, мистер Андерсон? Мне пришлось тащиться пешком из центра, моя машина застряла в пробке, вероятно, навсегда. А наш банк… кренится.

— Кренится, — повторил Марти и представил себе Пизанскую башню с гигантской фотографией Чака Кранца на верхушке.

— Наше здание оказалось на самом краю провала. Оно еще не упало, но, мне кажется, долго не продержится. Как я понимаю, работы я точно лишилась, по крайней мере, в центральном офисе, но, если честно, мне все равно. Сейчас я хочу поскорее вернуться домой и отдохнуть.

— Я хотел спросить о рекламном щите на крыше вашего банка. Вы его видели?

— Как можно было его не увидеть? Я там работаю. И я видела граффити по всему городу… «Мы тебя любим, Чак», «Чак в нашем сердце», «Чак навсегда». И рекламные заставки на телеканалах.

— Правда? — Марти вспомнил вчерашнюю заставку на «Нетфликсе» перед тем, как Интернет окончательно сдох. Он не придал ей особого значения, просто очередная особенно неприятная всплывающая реклама.

— Ну, на местных каналах уж точно. Может, на кабельных по-другому, но у нас больше нет кабельного телевидения. Отключилось еще в июле.