Генри Олди - Черный ход [СИ litres]

В трех футах из тьмы проступает точеная лошадиная морда. Красотка косит на хозяина влажным глазом, недовольно моргает. Пламя керосинки слишком близко, это Красотке не нравится. Джош отодвигает лампу:

– Привет, солнышко!

Кобыла чутко прядает ушами, всхрапывает. Черт, надо было яблоко ей прихватить!

– Извини, подружка.

На всякий случай Джош хлопает себя по карманам. Что это? Яблоко? Тахтон постарался? Неужто ангел-хранитель заранее знал, что Редману доведется седлать Красотку?!

– Вот, моя хорошая. Угощайся.

Мягкие губы Красотки аккуратно берут яблоко с ладони. Сочное хрупанье. Похлопав лошадь по шее, Джош снимает со стены седло и уздечку.

Когда он выводит заседланную Красотку, лошади уже запряжены в водовозку. Бочка полнехонька, а к воротам подъезжают десятка три всадников. Уже рассвело, Джош узнаёт всех – включая Сэма и других помощников шерифа: Неда Хэтчера и Белобрысого Ганса.

– Все в сборе? Вперед!

Он легко вскакивает в седло.

– Ха! Малыш, угомонись!

– Командовал бы сам. Но ты же молчишь?

Нед не находится с ответом. Джош замечает, что под Сэмом не его вороной, а коренастый гнедой жеребчик. Одолжил у кого-то, не иначе – чтобы зря время не терять.

– Лопаты взяли?

– Тебя забыли спросить!

– Вы, на водовозке – догоняйте!

С гиканьем отряд проносится через просыпающийся Элмер-Крик. Быстрой рысью вылетает из города, сворачивает на северо-западную дорогу, что ведет к нефтяному промыслу. Позади полыхает восход. Впереди, там, куда они спешат, в небо поднимается разлохмаченный хвост черного кота.

Черный кот к несчастью, вспоминает Джош. Ерунда, суеверие. Ну, пожар. Ну, потушим. А на сердце все равно кошки скребут.

Черные.

Выехали затемно.

Около часа двигались шагом вдоль реки, по западному берегу. Продрались сквозь трепещущий на ветру осинник, взяли выше, перевалили через пологую гряду холмов. Дальше началась прерия, густо поросшая клочковатым кустарником и бизоньей травой. Рассвет запаздывал, лишь горизонт украсила тонкая кайма пурпура. По траве стелился туман; казалось, лошади бредут в речной воде.

Островки ковыля и полыни усиливали впечатление.

Первым ехал Красавчик Дэйв. За ним, надвинув шляпу на нос, следовал Бенджамен Пирс. Отчим дремал в седле, добирая тот сон, который у него отнял ранний отъезд. Замыкали кавалькаду Рут и молодой стрелок, чьего имени она не знала. Представиться стрелок забыл: стеснялся или был груб от природы. А может, опасался лезть со знакомством, зная репутацию мисс Шиммер.

Все при револьверах. У Пирса и молодого стрелка из седельных кобур торчат приклады ружей. Рут искренне надеялась, что оба мужчины умеют пользоваться не только прикладами. Сама она взяла с собой шестизарядную винтовку Роупера, оставшуюся Рут в наследство от дяди Тома. Запас, как говорится, карман не тянет, даже если до стрельбы дело не дойдет.

Не будь Пирс мужем ее матери, что оставило бы равнодушными девяносто девять дочерей из ста, Рут сочла бы поездку обычным наймом, не заслуживающим лишнего внимания. Куш действительно намечался знатный. Род Горбатого Бизона, одно из многочисленных шошонских племен, согласно сведеньям, добытым «Union Pacific Railroad», склонялся к массовой продаже искр. Обычно индейцы искрами не торговали. Духи предков, духи зверей-покровителей, великие духи земли и небес – короче, чертова уйма духов всех мастей и калибров, окружавшая краснокожих с рождения до смерти, была против. Но пока ты живешь, ты нуждаешься во многом, а с духами проще договориться, чем с голодным брюхом. Одеяла, оружие, лошади, фабричная одежда, сапоги – да мало ли что стоит денег? Скрепя сердце вождь соглашался на уговоры молодых, старейшины кивали, рассчитывая на небольшое озерцо с огненной водой, а шаман находил подходящие аргументы для возмущенных духов.

Как правило, духи в итоге уступали.

Для такой сделки требовался агент опытный, способный принять в себя большой запас скупленных искр. Вероятно, у «Union Pacific Railroad» и впрямь не нашлось никого лучше Беджамена Пирса. Во всяком случае, не нашлось поблизости от тех мест, где кочевал род Горбатого Бизона. Промедление в таком деле, отправка спарк-дилера, которому потребовалось бы много времени на дорогу – все это грозило потерей вожделенных искр.

Приз достался бы более расторопному конкуренту.

Пирса уведомили телеграммой от начальства, для проформы предоставив выбор: ехать самому или подыскать себе замену. Второй вариант означал: ты потерял хватку, старые сапоги тебе жмут, мы все понимаем, но не нуждаемся в услугах людей, тяжелых на подъем.

«Не поверишь, – хмыкнул Пирс, – но я обрадовался. Давно хотел проветриться, да все случая не подворачивалось. Если по возвращении в Элмер-Крик во мне еще останется свободное место – доберу товара. Столько народу понаехало, ужас! Не может быть, чтобы кому-то не захотелось отдать искорку старику Бену за четвертак…»

Он был прав. Рут не поверила.

– Дымом пахнет, – Красачик Дэйв придерживает коня.

Встает на стременах, вертит головой:

– Пожар, что ли? Где горит?

Вопрос не требует ответа. Ответ сам мчится навстречу, на взмыленной кобыле.

– Нефтяной промысел! – хрипит всадник. – Сазерленды горят…

Придержать кобылу он и не думает. Крик, разодранный ветром в клочья, налетает на Рут, бьет по ушам и несется дальше, прочь, в сторону Элмер-Крик:

– Скачите туда! Каждая рука на счету…

Рут пожимает плечами. Меньше всего она собирается предоставлять свои руки для подсчета неким Сазерлендам, кем бы они ни были. Горит промысел? Чужая беда, чужая забота.

Красавчик Дэйв того же мнения.

Пирс берет флягу, делает глоток. Возвращает флягу на место. Веки отчима по-прежнему сомкнуты, словно он продолжает дремать. Прежде чем проглотить воду, он долго полощет рот. Кто другой после такого сплюнул бы на землю, но только не Пирс.

– Сворачивай, Дэйв, – говорит он. – Где тут этот промысел?

Мнение Рут об отчиме дает трещину. Последнее, в чем она бы заподозрила мистера Пирса, это желание помочь ближнему.

Сегодня и давно. – Лучший возраст для смерти. – Святой поселок. – Первая встреча. – Битва с огнем. – Кто поднял тревогу? – Бешеные братья Сазерленды.

Пылит ухабистая дорога. Рыжий шлейф тянется за отрядом на четверть мили, словно хвост гигантской лисицы. Джош натягивает на лицо шейный платок, желая защитить рот и нос. Остальные делают то же самое: ни дать ни взять, банда спешит на грабеж почтового дилижанса!

Глаза защитить нечем. Они отчаянно слезятся от ветра, бьющего в лицо, от ржавой осмакской пыли. Джош то и дело смаргивает, ругается сквозь зубы.