Ши Эрншоу - Зимняя Чаща

– Почему? – спрашивает он, продолжая сидеть на диване.

– Пожар сюда надвигается вниз с горы, – отвечаю я и для наглядности тычу пальцем в сторону окна, чтобы парень сам все мог увидеть.

Но парень чешет свои немытые волосы, прищуривает непротрезвевшие глаза и вяло отвечает, вновь опрокидываясь на спину.

– Не верю, – но тут его глаза широко открываются, и он спрашивает, подняв вверх свой указательный палец: – Постой, а ты что, та лунатичка, что ли? Которая живет дальше по берегу? – подтверждения парень не ждет, он уверен в том, что так оно и есть. И в самом деле, кем еще я могу быть? Откуда в этих лесах взяться другой девушке? – Я слышал, что ты околдовываешь парней, а затем запираешь их у себя в подвале, – смеется парень, потирая ладонью свою раскрасневшуюся щеку. – Знаешь, никуда я с тобой не пойду, нет.

Я резко, раздраженно выдыхаю воздух из легких и говорю, возвращаясь к двери:

– Мне совершенно на тебя наплевать, знаешь ли, только знай, что если ты останешься здесь, то умрешь.

Он поджимает нижнюю губу и становится похожим на обиженного мальчишку, которому запретили играть в его любимом шалаше на дереве.

– Постой! – восклицает он прежде, чем я успеваю выйти за дверь. – Скажи, дорогу расчистили? А копы приехали уже?

Он стреляет глазами в сторону все еще открытой у меня за спиной входной двери, в которую залетает ветер – странная смесь морозного зимнего воздуха и пепла.

– Что? – поворачиваюсь я лицом к нему, чувствуя, как раскалывается от боли моя голова. Мне нужно как можно скорее самой выбираться отсюда. Нужно искать Оливера.

– Ну, я хотел спросить, меня кто-нибудь ищет?

– Не знаю, – отвечаю я. – Но уходить отсюда тебе пора.

Парень неожиданно резко встает с дивана и вновь смотрит куда-то мимо меня. На нем зеленые тренировочные брюки и серая фуфайка с надписью «Лучший в мире рыбак» на груди. Я почти не сомневаюсь, что эти штаны и фуфайку парень раздобыл здесь же, в доме. В каком-нибудь ящике комода, где одежда пересыпана шариками нафталина от моли. У парня вытягивается, темнеет лицо, и он мрачно спрашивает скрипучим, как несмазанная дверь, голосом:

– Они нашли тело?

– Какое тело? – переспрашиваю я, боясь, что мне уже и так известно, о чем он говорит, о каком теле.

Парень прищуривается, окидывает меня оценивающим взглядом, пытаясь понять истинную причину моего вторжения в его убежище.

– Кто ты? – задаю я следующий вопрос, но у меня по спине уже ползет холодок, перебирает своими ледяными лапками косточку за косточкой, позвонок за позвонком.

Он медлит, молча жует своей челюстью, но затем все же отвечает:

– Макс.

Макс, Макс, Макс.

– Ты… Макс? – лепечу я, чувствуя, как бледнеют мои щеки, как все тепло вытекает из меня, как из остывающей печки.

– Ну да, – он фокусирует на мне свой взгляд. Кожа у парня бледная и тусклая. Ему срочно надо встать под душ. А еще побывать на солнце.

Макс жив.

Он не умер. Он вовсе не умер .

Каждый вдох огнем обжигает мне легкие, я откашливаюсь и моргаю. Моргаю, чтобы избавиться от дыма. Моргаю, чтобы избавиться от этого парня, который не может быть Максом.

– Ты же вроде как умер, – говорю я.

Он плотно сжимает рот и морщится.

– Они говорили, что ты умер, – продолжаю я. – Те, другие парни. Сказали, что ты утонул.

Все чаще залетают в раскрытую дверь искры – огонь близко, вот он, рукой подать. Нам нельзя здесь оставаться.

– Но я живой, – отвечает парень, подтверждая очевидный факт. Будто я сама не вижу, что он живой! Но в то же время по его тону догадываюсь, что не все так просто и понятно. Нет, что-то здесь не то, что-то кроется за его словами. Что именно?

– Я не понимаю, – говорю я, чувствуя, что у меня начинают дрожать руки. «Может, он не тот Макс? – думаю я. – Другой какой-нибудь?» Я лезу дрожащей рукой в свой карман, нащупываю гладкую поверхность часов, вытаскиваю их и держу на раскрытой ладони. Притрагиваюсь пальцем к задней крышке, на которой выгравировано имя Макса. – Это твои часы? – спрашиваю я, поднося их ближе к нему.

Парень делает шаг мне навстречу.

– А я думал, они пропали, – говорит он, не делая попытки взять их у меня, словно ему хотелось бы избавиться от них.

Как от нежелательной памяти, как от вещи, про которую он старается забыть.

Я сжимаю часы в руке. Он настоящий Макс.

Тот самый, который должен был умереть.

– Где ты их нашла? – спрашивает он.

Я опускаю часы назад в карман своей куртки – между прочим, я уже привыкла к их тяжести и чуть слышному стрекотанию шестеренок, отсчитывающих время.

– Они были у Оливера. С той ночи, когда разразилась снежная буря.

Постойте, но если Макс жив… значит, Оливер его не убивал!

Если Макс жив, то Оливер не убийца. Он не топил Макса и не смотрел, как тот тонет в озере.

– Оливер Хантсмен? – поднимает бровь Макс.

Я молча киваю.

– Что за чертовщину ты тут несешь? – он стоит рядом с кофейным столиком, выдвинув челюсть и напряженно наклонив вперед плечи. Я вижу, как зарождается, крепнет в нем смятение, а вместе с ним кое-что еще. Гнев. – Ты пришла сюда заставить меня признаться в том, что тогда произошло, – говорит Макс, глядя на меня своими широко раскрытыми, немигающими глазами. – Обмануть меня пытаешься.

– Что? – я действительно не понимаю, что происходит и о чем он говорит. И делаю шаг назад, ближе к открытой двери и подальше от Макса.

– И куда же ты теперь направляешься? – злобно, брызжа слюной, спрашивает он.

В дверь залетает новый сноп искр.

Макс приближается ко мне, пристально смотрит на меня своими налитыми кровью глазами.

– Я не пытаюсь тебя обмануть, – говорю я. Но Макс протягивает свою руку и хватает меня за запястье.

– Откуда на самом деле у тебя мои часы? – настаивает он и так сильно сжимает мою руку, что у меня немеет кисть.

– Я тебе уже сказала, – отвечаю я, пытаясь вырвать свою руку. – Они были у Оливера.

Пальцы Макса еще глубже впиваются мне в кожу, он притягивает меня ближе к себе, и теперь его лицо оказывается всего в каких-то сантиметрах от моего.

– Ты лжешь, – хрипит Макс.

Не роняя книги заклинаний, я ухитряюсь с такой силой толкнуть Макса в подбородок, что заставляю отскочить от меня.

– Я не лгу, – зло говорю я, вырываю руку из его хватки и направляюсь к двери.

– Так они что… нашли его труп? – упавшим, безжизненным тоном спрашивает Макс.

– Что? – останавливаюсь я и оборачиваюсь назад.

– Ну, в озере, – Макс приподнимает свои белые брови с таким видом, будто это все проясняет. – Они обнаружили Оливера?

– Оливер не умер, – отвечаю я, чувствуя, как у меня во рту начинает скапливаться горечь.

С губ Макса слетает короткий смешок. Затем рот его распрямляется, Макс снова близко наклоняется ко мне, сдвинув брови и скрипя зубами.