Маргарита Малинина - Душа, плененная туманом

«Точно не расслышал. Но тон, с которым он к ней обращался… С нами он так никогда не разговаривал, Лиза. И ни с кем, кого я знаю».

«Думаешь, они как-то связаны? Тогда понятно, почему мне отказали. И понятно, откуда он знает о каждом моем шаге».

«А вдруг у него связи и в суде? И в милиции? И в прокуратуре?»

«Этого не может быть. Мы кого-нибудь найдем, кто нам поможет».

«Лиза, мы никого не найдем. Мы можем помочь только сами себе. Мы хотели пойти законным путем, он они нам не дали. Значит, мы пойдем своим путем».

Я смотрела в глаза одиннадцатилетнего ребенка и не понимала, откуда берется такая мудрость. Он разговаривал как взрослый. Он и был взрослым, запертым в тело маленького, хрупкого и болезненного мальчика, который в свою очередь был заперт в темной башне без окон и дверей, охраняемой жестокими стражниками, пропускающими к нему в камеру только инквизитора на его традиционную вечернюю пытку.

«Какой свой путь? У нас нет своего пути».

«Есть, Лиза. Нам нужно бежать».

Я очухалась у себя в номере на кровати. Не знаю, как я здесь оказалась, совершенно не помню. Шла на автопилоте. Первым делом потянулась к сотовому, чтобы позвонить Илье и сообщить последние известия. Затем передумала и откинула телефон в сторону. «Шаман-Москва» просил никому не говорить о нем. Я обязана уважать желание своего информатора оставаться инкогнито. Придется заниматься этим Расторгуевым в одиночку. Но завтра. А сейчас необходимо ложиться спать, иначе утром не будет сил для расследования.

Начать я решила с Гороховой. Утром созвонилась с ней и договорилась о встрече. Через некоторое время уже была у нее дома.

Учительница встретила меня в очках, когда мы сели за стол, она опомнилась и, сняв их, положила на край столешницы. Затем посмотрела на меня светлыми близорукими глазами.

– Книгу читала, без очков уже не могу, шрифт в учебниках мелкий и блеклый. Телевизор тоже в очках смотрю, но в других – еще с подросткового возраста плохо вижу вдали. А теперь вот с годами еще и дальнозоркость прибавилась. Не старейте, Лиза!

– Я и не собираюсь.

Горохова улыбнулась.

– Спасибо вам, Лиза. Я ведь уже пять дней не веселилась, вся в слезах хожу. Ваше чувство юмора только и спасает меня.

Самое интересное, что я и не пыталась шутить.

Мы сидели на кухне, довольно скудно обставленной. Квартире требовался ремонт, впрочем, не капитальный. Так, поклеить обои и поменять некоторую мебель. На кухне, к примеру, рассохлось деревянное покрытие на шкафчиках и ящиках, оно отклеивалось и отваливалось целыми кусками, а на полу протерся ламинат.

– Как ваши ученики? – попыталась я ее немного отвлечь от горестных мыслей.

Однако не удалось.

– Не знаю. Я взяла больничный, когда это случилось с Мишей, и с тех пор в школе не появлялась. В середине июня экзамен, тогда и выйду: сменный учитель не может его принимать, у него опыта мало.

– Ясно. А Миша учится в той школе, где вы преподаете?

Чайник вскипел, Надежда поднялась и достала две чашки.

– Да, мне пришлось перевести его к себе, – помедлив, ответила она.

– А что так?

– Понимаете, Лиза, мой Миша относится к категории «трудный ребенок». Он не раз попадал в детскую комнату милиции. Сейчас это отдел по делам несовершеннолетних. В результате его исключили из той школы, а тут я на хорошем счету, очень давно работаю, потому мне директор разрешила перевести сына сюда.

Когда на столе появились дымящиеся чашки чая, в моей голове возник новый вопрос:

– А вы в какой школе преподаете?

– В сто двадцать первой. Здесь за углом.

– А Витя Катаев?

– Оттуда же. За год учебы они сдружились так, словно братьями стали.

– А что, Витя тоже хулиган?

– Да. Но более, так скажем, мирный. Мне кажется, он уравновешивал моего Мишку. Хотя тоже непростой мальчик, характер будь здоров.

Мы еще немного поговорили о мальчиках и о жизни самой Надежды, но вскоре, невзирая на то, что она, в отличие от меня, была откровенным человеком, я заметила, что моим вопросам она более не радуется, мое нездоровое любопытство стало ее напрягать. А я на самом деле дергала абсолютно за все подходящие и даже неподходящие ниточки в надежде услышать необходимую фамилию. Наконец я решила спросить прямо:

– Вы не знаете никого по фамилии Расторгуев?

– Вы имеете в виду певца? – удивилась учительница.

– Нет. Может, от сына что-то слышали? Или от семьи Катаевых?

– Да нет, я с Катаевыми особенно не общалась. А Мишка особенно не общался со мной. Сами понимаете, неблагополучная семья, отца нет, ребенок больше тянется ко всяким маргиналам, нежели к родной матери. О близких отношениях не может идти речи. Это пока у него возраст юный, я еще имела какой-никакой вес. Не скажу, что являлась для сына авторитетом, но все-таки слушался через раз. А станет постарше, уж и не знаю, что будет… Если станет, – с болью добавила она и уронила лицо в ладони.

Я слышала горестные всхлипывания, но думала только о том, как подостовернее обрисовать мою связь с названным именем. Она же обязательно спросит, откуда взялся на моем языке этот самый Расторгуев.

Хорошо, что Горохова плакала достаточно долго (да простят мне читатели мою жестокость), и я успела придумать ответ.

– А почему вы спросили, Лиза? Кто это такой?

– Мне пришла анонимная эсэмэска. Помните, мы оставляли свои номера телефонов в кафе? Кто-то сообщил, что некий Расторгуев связан с исчезновением Миши и остальных.

– А вы пробовали звонить на этот номер?

– Конечно. Он недоступен. Мне отослали одно сообщение и выбросили сим-карту.

– Расторгуев… Может быть, кто-то из класса? – задумалась Горохова. – Я позвоню Мишиной классной руководительнице. Я же не все классы веду, в том числе Мишин, да и на слух не припоминаю такого.

Я немного помолчала, формулируя свою мысль.

– Я предполагаю, что это взрослый человек. И, скорее всего, плохой.

– То есть в этом смысле связан? Вы думаете, что это похититель?

– Возможно, – пожала я плечами. – Так что, если вдруг вспомните кого… Звоните. Будем разбираться вместе. Одна не ходите ни к кому.

– Хорошо. Лиза, вы дали мне надежду. Может, Катаев знает? Я позвоню ему. А вообще, я сейчас прикинула, это может быть кто-то из преступной группировки. Миша обожает фильмы про бандитов. Сейчас модно, когда главный герой – злодей, преступник. Как-то раз я слышала их разговор с Витей, что как бы, мол, здорово было затесаться в какую-нибудь группировку. Я тогда влезла, как, говорю, можно так думать? Вы собираетесь грабить и убивать людей? А он разозлился. «Ма, не лезь! Как не стыдно подслушивать?» А как матери не лезть?

– Ну да, – кивнула я. – Ладно, мне пора. Спасибо, что приютили и накормили.

– Да что вы, Лиза. Пустого чаю попили, даже печенье не поели. Вы заезжайте ко мне, а то одной в квартире как-то пусто. Вы хоть отвлекаете, а одна я постоянно думаю о Мише. Что с ним, где он… Попал ли он в портал или просто сбежал из дома, чтобы стать преступником… Или его самого убили преступники… Поверьте, для матери такие мысли чудовищно болезненны.