Ширин Шафиева - Не спи под инжировым деревом

Группа готовилась к концерту, а мне нестерпимо хотелось выступать самому. Но все, даже Сайка, единодушно заявили, что не стоит высовываться. Даже если я буду в маске. Тарлан был очень доволен и играл так, что его исполнение почти невозможно было отличить от моего собственного (для среднестатистического слушателя, разумеется). Мне в голову даже пришёл вопрос: а нужен ли я группе Death and Resurrection? Глупые мысли, конечно, нужен, кто ещё мог по-настоящему писать песни?

Capriccio мне не понравился. На мой взгляд, его обстановка не оправдала больших ожиданий. Ресторан походил на дешёвую забегаловку, в которую, я уверен, он должен был превратиться через некоторое время, когда первый ажиотаж спадёт, весь бомонд понаделает селфи, зачекинится и потеряет к месту интерес, а цены на продукты и аренду в очередной раз подскочат.

Ну а пока посетители с придыханием говорили о настоящем поваре-итальянце и даже – невиданное дело! – иностранных официантах. Хотя справедливости ради следует добавить, что находились и те, кто брюзжал по поводу того, что вместо того, чтобы дать работу своему народу, владельцы ресторана нанимают иностранцев, которым и в их заграницах неплохо живётся.

Светлый, просторный, полный пластиковой мебели сочных цветов зал совсем не подходил к той музыке, которую должны были исполнить две метал-группы, но мы все давно уже приобрели дурную привычку радоваться тому, что дают, тем более если дают бесплатно.

Поэтому в следующую субботу в шесть вечера я в сопровождении Ниязи и Сайки проник в ресторан и уселся за столик в укромном уголке, где меня вряд ли могли заметить, зато я мог отлично видеть всё, что происходит на пустом пятачке, где собирались играть наши ребята. Сайка поклевала какой-то крупно нарезанный салат, а затем пошла бродить по наполняющемуся людьми залу, чтобы отвлекать от меня внимание знакомых.

Опускающееся солнце упрямо лезло в окно-витрину и жарило спину. Со всех сторон до меня долетали звуки болтовни и позвякивание столовых приборов. Я разглядывал посетителей. Они сидели небольшими группами, реже по двое. Во многих парах один человек произносил перед вторым монолог, второй же сидел с приросшим к руке телефоном, со взглядом, всосанным в экран, и неизвестно, слышал ли речь собеседника. Я мечтал, чтобы кто-нибудь из произносящих монологи выхватил у приятеля телефон и швырнул его об стену, но вместо этого они округляли свою речь, сводили её на нет и смущённо хватались за свои собственные смартфоны.

Обе группы уже собрались и суетливо подключали инструменты, путаясь в шнурах. Бегал туда-сюда, решая какие-то организационные вопросы, Фархад, лидер и вокалист группы Born2Burn. Надо сказать, неплохой вокалист, хотя его голосу, на мой взгляд, не хватает индивидуальности. Девушек у них в группе не было по причине оголтелого сексизма самого Фархада, который считал, что женщина не должна заниматься никаким творчеством, кроме сотворения еды и детей.

В ресторан вошли две звонко смеющиеся красивые девушки, в одной из которых я узнал Беллу, ту самую новую знакомую Эмиля. Они упали на скользкий красный диванчик перед условной сценой, продолжая громко разговаривать и смеяться. Поискав глазами Эмиля, я нашёл его возле столика с дисками, он что-то активно обсуждал с Микой. Потом вытащил из кармана телефон и, теребя тачскрин указательным пальцем, поскакал мимо глядящей на него Беллы в сторону туалетов. Я злорадно заулыбался и рассказал Ниязи о нашем с Джонни споре.

– Эта Белла обещала его поцеловать, если он её узнает? – переспросил Ниязи. – Она, наверное, очень хорошо разбирается в людях. Или очень сильно фотошопит свои фотографии.

– Да он на неё даже не посмотрел!

– Не радуйся заранее. Может, ещё посмотрит. Она прямо перед сценой сидит.

– Во время концерта он будет смотреть на ударную установку, а не на зрителей. Ай, чёрт! – Я дёрнулся, попытавшись спрятаться за узкими плечами Ниязи.

– Что такое?

– Кажется, Фархад посмотрел прямо на меня!

– Что за Фархад? – с любопытством спросил Ниязи.

– Отец-основатель рождённых, чтобы гореть. В нашу сторону посмотрел. Как думаешь, он меня увидел?

– Не думаю. Он выглядит слишком спокойным для человека, только что увидевшего ожившего мертвеца.

Я поёжился, слова Ниязи не очень меня успокоили. Вся эта история с моей мнимой смертью уже успела меня утомить.

Концерт начался после захода солнца. Фархад приблизился к микрофону, поприветствовал публику и заявил, что их группа посвящает свою первую песню мне, безвременно ушедшему в лучший мир, мне, которого они всегда будут помнить и чтить как одного из лучших металистов страны, талантливого автора песен и вообще просто душку. За этим кратким вступлением последовала, собственно, сама песня. Ниязи схватился за уши.

– Нет, на трезвый организм слушать это просто невозможно! – прокричал он и начал бурными жестами подзывать официанта. Поскольку вокруг все размахивали руками в такт музыке, официант не сразу сообразил, что Ниязи зовёт его. Я с возрастающим унынием слушал реквием по себе и пронзал вилкой маленькие белые тела равиоли. Тела истекали маслом.

Born2Burn жгли напалмом целый час, и где-то на третьей песне рядом со мной плюхнулся как всегда обозлившийся по неизвестной причине Джонни, чтобы присоединиться к нашему скромному застолью. Ниязи не только успел перейти с вина на граппу, но и исхитрился втянуть нас двоих в это дело, в результате чего мы надрались, как трое профессиональных пьяниц. Кроме того, Джонни вступил в некие таинственные враждебные отношения с официантом, который ему почему-то очень не приглянулся. Наверное, из-за своей нерасторопности, да ещё он немного походил на Эмиля. Я почти перестал обращать внимание на концерт. Мне было тепло и сонно, окружающая меня обстановка была похожа на винегрет, музыка, минуя уши, проникала прямо в сердце, а будущее надвинулось ещё ближе. Из томного состояния меня вывела какая-то подозрительная возня рядом. С трудом раздвигая густой воздух своим сонным корпусом, я развернулся и увидел, что Джонни вскочил и ругается с официантом на ломаном английском. Официант вяло отвечал, не проявляя рвения. По-видимому, это ещё больше раззадорило Джонни, и он решил ударить по самому уязвимому, на его взгляд, месту любого человека: национальной гордости.

– Fuck you and fuck your Italy! – в неестественной тишине между песнями выкрикнул мой буйный друг.

– I am from Romania, – флегматично заметил официант. Джонни окинул его оценивающим взглядом, очевидно прикидывая, что может задеть национальную гордость румына, сощурился и выпалил:

– Fuck your Dracula!

Официант покраснел и, кажется, всё-таки здорово обиделся. Некоторые с возмущением смотрели на Джонни, остальные были слишком расфокусированы, пытаясь сосредоточиться одновременно на своих телефонах и на музыкантах Born2Burn, которые доигрывали последнюю свою песню. Ниязи шарахался от Джонни, наконец его тонкая душа не выдержала, он вскочил и убежал куда-то.