Ширин Шафиева - Не спи под инжировым деревом

– Что это за Явление Христа народу? – зашипела моя сестра, вновь став похожей на прежнюю, недобрую Зарифу.

– Почему они меня не замечают?

– Откуда я знаю? Может, они делают вид. Чтобы не задавать неудобных вопросов.

– Воспитанные и тактичные молодые художники?

– Просто сгинь, о’кей? – устало попросила Зарифа. – У меня только жизнь начала налаживаться.

– Она начала налаживаться с моей смертью, – непонятно зачем сказал я, как будто в том была вина Зарифы или как будто я действительно умер.

– Не говори ерунды. Я всегда тебя очень любила, – печально призналась Зарифа и вернулась к гостям, оставив меня, напуганного ещё больше, чем прежде, стоять в пахнущей старыми гостевыми тапками темноте прихожей.

Мамино возвращение домой распугало художников, и мне снова можно было спокойно перемещаться по всей квартире.

– Ну что, что они сказали? – допытывался я у Зарифы, в задумчивости сидевшей возле Бахрама.

– Что мне надо написать много-много работ и устроить персональную выставку. Аида мне поможет с этим.

– Надо же, как всё легко, – процедил я сквозь зубы, от зависти забыв уточнить, что интересовался вообще-то тем, что они сказали про моё появление. – Вот прямо одна творческая личность возьмёт и поможет другой. Если бы я не разбирался немножко в искусстве, я тут же решил бы, что твоя картина – говно.

– Спасибо, братец! Мог бы хоть раз в жизни и поверить во что-то хорошее. Я пойду спать. – Зарифа икнула, нежно погладила Бахрама по голове и заперлась в ванной комнате, где провела целую вечность, смывая с себя высокохудожественный макияж, к которому она в последнее время пристрастилась и который делал её если не красивой, то, по крайней мере, очень эффектной.

Раздосадованный, я пошёл к маме, которая остервенело мыла посуду, то и дело что-нибудь с грохотом роняя. Надо сказать, с тех пор как взбунтовалось наше привидение, мы потеряли великое множество посуды, в том числе и новой, которую маме пришлось купить после того, как призрак Мануш в знак протеста перебил старую.

– Набились тут, выпили весь наш алкоголь, а матери посуду за всеми мыть! А эта, сестра твоя. Вообще ничего делать не хочет! Целый день только сидит со своим Бахрамом! Ещё коньяк наш дорогой открыла! Я его берегла.

– На какой случай ты его берегла?

– Ну, вдруг подарить кому-нибудь.

– Ты уже не помнишь, кто нам его подарил. Мог бы выйти конфуз.

– Ну, справить что-нибудь.

– Считай, справили, – не удержался я. – Мне работу в Англии предлагают.

– Что-что ты говоришь? В какой Англии?

– В стране, давшей нам Генри Пёрселла, Майкла Наймана, а ещё Beatles, Дэвида Боуи, ну ты знаешь.

– Да знаю, что за Англия. Ты-то там кому нужен?

Она раздражённо встряхнула мокрую тарелку и, как и следовало ожидать, грохнула её о край раковины. Я в ужасе зажмурился, но на этот раз обошлось, тарелка не пострадала.

– Зарплата отличная. Я смогу покрывать все убытки от разбитой тобой посуды.

– А ты возьми и сам помой! И что это за ерунда про работу? По интернету тебя позвали? Это, наверное, кто-то из твоих друзей просто прикалывается.

– Конечно, действительно, кому я нужен, с моими-то мозгами, семьюстами баллами при поступлении и красным дипломом.

– Важно не это, а связи, – поучительно изрекла мама. – И ты обещал мне, что, если я поддержу эту твою глупость с твоим типа самоубийством, ты возьмёшься за ум и женишься. Я даже согласилась на эту Саялы. А ты уезжать собрался?

Этот разговор высосал из меня все силы, поэтому я сказал:

– Ничего ещё не известно, собеседование завтра, может быть, они и не возьмут меня.

Той ночью я долго ворочался в постели, мучаясь то от жары, то от холода, а на самом деле – из-за тревожных мыслей. Когда же наконец меня обволокла полная абсурдных видений дрёма, телефон, опрометчиво оставленный мною у самой головы, зверски разбудил меня оповещением о сообщении. Вскочив с вызываемой резким пробуждением тахикардией, я заранее проклял написавшего мне в такой час – было половина третьего. А написал мне Эмиль, так что я не стал отменять своё проклятье, но почувствовал себя заинтригованным, ведь наш барабанщик практически никогда не писал мне, а уж тем более по ночам.

«я долго думал надо тебе говорить или нет но сейчас решил что всетаки надо. в тот день сайка ошла домой не с микой а с ниязи. думаю между ними чтото есть», – гласило послание. Стало ясно, что в эту ночь сон уже не вернётся. Меня взбесило не только содержание сообщения, но и его форма, эта манера Эмиля не ставить знаки препинания и писать имена с маленькой буквы.

«Чёртов Ниязи, – думал я, стоя перед открытым окном и вглядываясь в похожий на спуск в ад котлован, выкопанный после разрушения очередного памятника архитектуры. – Знал же, что он ведёт какую-то свою игру, чувствовал, что он на Сайку глаз положил, почему же я так спустил всё на тормозах? Хотя… Эмиль. Он всегда был ханжой и тупицей и всегда ревновал Сайку ко мне. Может, он всё выдумал, чтобы внести разлад в наши отношения. Может быть, Ниязи по какой-то причине действительно проводил её домой, но вовсе не потому, что чувствует к ней что-то, а Эмиль со свойственным ему бабским талантом усмотрел в этом нечто большее».

Чувствуя, что на самом деле умру, если не задам Сайке этот вопрос прямо сейчас, я отправил ей сообщение. Наверное, с полчаса я просто пялился на него, ожидая, когда она его просмотрит, но одна серая галочка так и не сменилась двумя зелёными, и я уснул с телефоном в руке.

Измученный стрессом организм взял своё, и проснулся я так поздно, что едва не опоздал на своё собственное собеседование. Встречу пришлось провести прямо из дома, благо мама ушла и у Зарифы, оказывается, закончился отпуск. Я успел надеть чистую выглаженную рубашку, а штаны не успел, так и просидел всё интервью с обнажённой нижней половиной тела, неприятно липнущей к деревянному сиденью старого венского стула. По крайней мере, у меня не было времени на то, чтобы изнервничаться и накрутить себя, и всё прошло нормально, мне дали понять, что у меня есть все шансы занять позицию. Покончив с самым важным и страшным делом, я натянул штаны и отправился улаживать дела сердечные. Сайка просмотрела моё сообщение, но ничего на него не ответила, дрянь такая. Видеть её я не желал, а вот с Ниязи пора было поговорить начистоту. И я решил заявиться к нему домой.

Город, умытый дождём, казался умиротворённым и счастливым. Небо было затянуто тонким равномерным слоем облаков, через которые просвечивало солнце, окружённое широким радужным кольцом. Я глядел на него сквозь солнечные очки, поражаясь придумкам природы. Несколько прохожих с любопытством задрали головы, но так и не поняли, что такого необычного там наверху. Я прошёл площадь Фонтанов, Крепость и «Азнефть», и к началу восхождения на Баиловский холм моё настроение так улучшилось, что уже хотелось не убить Ниязи, а только слегка покалечить. Кроме того, я вспомнил, что у него есть кот. Нельзя убивать того, у кого есть животное, ведь тогда некому будет о нём заботиться.