Маргарита Малинина - Шепоты старой усадьбы

— А вы для чего заходили-то? Вам ключ нужен?

Фотограф покачала головой. Потом прижала руку ко лбу и провела по челке в каком-то странном жесте, демонстрирующем то ли отчаяние, то ли недовольство собой.

— Нет, я просто… Меня не пустили к моему мальчику, его погрузили в эту… машину… труповозку и забрали от меня… И я почему-то не смогла пойти домой. Я даже не знаю… Ноги сами свернули ко дворцу.

Я все это время, пока она говорила, с прямо-таки журналистским терпением кивала головой, чувствуя некую вину за то, что задала свой неуместный вопрос.

Наконец она ушла.

Шло время. Толя пытался меня развлекать, но ничего не получалось: мои мысли были прикованы к ребенку.

— Слушай, Ань, показать тебе что-то интересное? Я сегодня со всем своим арсеналом! — хвастался он, выкладывая на мой письменной стол попеременно магнитометр, генератор случайных чисел, тепловизор и биорамки. Разумеется, я не являюсь специалистом в этой сфере, так что терминов я не знала, Толик сам называл каждый новый выуженный им на свет, проникающий сквозь высокие окна, предмет. Впрочем, с магнитометром я познакомилась еще вчера.

Я молча взяла биорамку и повертела ее в задумчивости. Я мысленно рассуждала о том, для чего рожать детей, если потом совершенно ими не заниматься. Зато можно сказать себе, я, мол, выполнила свое женское предназначение, так? И перед соседями не стыдно, правда? Ведь если тебе, положим, за тридцать, а детей нет, то это непорядок, «больная, видать, не может» и все такое. А когда есть хоть один ребенок, общественность не привяжется. Только стоит ли общественное мнение загубленной жизни?

— Э, ну ты чего?

Голос Ткаченко вернул меня на землю.

— Что чего? — разозлилась я, возвращая странноватую проволоку на место. — У тебя не стоит перед глазами задушенный ребенок? Или его рыдающая мать?

Анатолий глубоко вздохнул.

— Понимаю, тебе нелегко сегодня пришлось. Нам обоим то есть. Ему, — кивок в сторону окна, за которым был виден разговаривающий с кем-то по телефону и расхаживающий возле фонтана Смирнов, — вроде бы все равно.

Я пожала плечами. Почему-то стало обидно за третьего компаньона, и, хоть он явно того не заслуживал, я принялась-таки его оправдывать:

— По всей видимости, он успел привыкнуть к смерти. С его-то профессией.

— Возможно. Итак, я думаю, чтобы отвлечься от всех этих мыслей и страшных картинок, прыгающих перед глазами, нужно заняться любимым делом. Ну то есть не знаю как для тебя, а для меня любимым. Пойдешь со мной в Гербовый зал?

Я вновь пожала плечами и сменила тему, чтобы выиграть время.

— Зачем тебе так много всяких приспособлений? Эта штука, — я показала на знакомый мне магнитометр, — в одиночку не справляется?

Он криво усмехнулся.

— Нет, это просто был первый этап исследования. Видишь ли, — большие карие глаза Ткаченко загорелись каким-то неистовым сиянием, на ум почему-то пришло выражение «золотая лихорадка», хотя он, конечно, драгметаллы не искал, он искал все мистическое и непознанное, но для него это было дороже золота, — инструменты для изучения аномальных явлений делятся на две группы: физические и спиритологические. Научные и ненаучные, иными словами. Наука показала нам, что с тем помещением что-то не то. А дальше — уже по вере. Вот эти рамки относятся как раз к типу спиритологических инструментов. В совокупности с другим оборудованием они смогут привести нас к месту, где дух наиболее активен.

— Дух? — улыбнулась я против воли. — Я думала, ими воду под землей ищут.

— И это тоже, — кивнул он со всей серьезностью.

— Ты так уверен, что здесь живет дух?

Ответить он не успел: меня побеспокоил по телефону охранник. Сообщил, что ко мне направляется некто Пунцов Степан Степанович.

— Извини, мне придется встретить человека, записать его и проследить, кабы чего не украл. Галина Викторовна давала четкие указания по этому поводу: воровству — бой.

Анатолий засмеялся, подхватил рюкзак, куда уже успел убрать все свои приспособления, и потопал наверх один, не забыв прихватить нужные ключи.

Открыв дверь, я увидела на пороге бледного мужчину лет под пятьдесят, высокого, с небольшим животиком. Невзирая на белую кожу, его щеки ярко пылали. Я сделала вывод, что он шел очень быстро и, так как кардионагрузки для него тяжелы, проявился такой явный румянец. А может, охранник как-то его смутил? Но это уже менее вероятно. Волосы, брови и глаза его тоже были какими-то блеклыми. Вообще, он весь оказался совершенно невыразителен, словно статист какого-нибудь малобюджетного фильма.

Я вежливо поздоровалась, он поднял на меня взгляд, и тут я поняла, что поспешила с термином «невыразительный», ибо взор таковым не являлся. Он был встревоженным и тяжелым, даже злым.

— А где Галина Викторовна? — грубо поинтересовался новоприбывший.

— Я за нее, — тоном-копией ответила я. Не собираюсь сюсюкать с теми, кто сам со мной сюсюкать не собирается.

Но розовощекий тип, казалось бы, не удивился и не обиделся. Проходя мимо меня внутрь здания, отрывисто бросил:

— Мне нужна копия диссертации Виноградова, — будто для меня это что-то значило.

Я лишь молча пододвинула ему синий журнал.

— Почему синий? — грозно осведомился он, точно я была нерадивым хирургом, отрезавшим ему не ту часть тела, о которой договаривались, но быстро поправил сам себя, вспомнив, очевидно, что пришел во внерабочее время: — Ах, ну да…

Создавалось впечатление, что он был из той категории людей, которые вечно всем недовольны и любят срывать свое настроение на окружающих. Я покачала головой несколько досадливо, даже не боясь того, что он примет это на свой счет (а пусть, ведь так оно и есть) и потянулась к связке ключей.

— Вам в какую комнату?

— Архив — ну конечно же! — как цепной пес, встал он на дыбы.

— Я вообще-то второй день работаю.

— Ах, ну да… — Он нервно посмотрел по сторонам. — Архив, — добавил тише.

— Я поняла уже.

Взяв нужный ключ, я отправилась первая. Он, однако, не спешил следовать за мной в коридор.

— Постойте, девушка…

— Анна.

— Вы что, со мной пойдете?

— Таков порядок, — кивнула я, моргнув, мол, приказ есть приказ, сама не рада, а что делать.

— Дурдом, — прошипел он, дальше шел молча, но на лестнице неожиданно растаял. — Кстати, что тут за крики были? — Я рассказала про труп мальчика возле церкви. — Вот оно что… Что думают?

— Кто? — удивилась я. Мужчина проявлял весьма экстравагантные манеры в межличностных коммуникациях. То рычит и требует мою предшественницу, то разговаривает со мной словно мы друзья и я обещала ему какие-то любопытные сплетни.

— Ну… люди. Ребенок же. Не каждый день.

— Ах, в этом смысле… — Несмотря на то, что собеседник не имел привычки проговаривать свои мысли целиком и логически завершать реплики, я поняла его прекрасно. — Не знаю. Менты разберутся.