Дин Кунц - Единственный выживший

– Ну и как? Вы что-нибудь нашли?

Роза немного помолчала, должно быть ожидая, пока пройдет очередной приступ боли, хотя ее лицо скорее выражало душевное смятение, нежели свидетельствовало о физических страданиях. В конце концов она сказала:

– Да, нашли. И очень многое.

Если бы в салоне было достаточно света, чтобы Джо мог разглядеть в зеркале заднего вида свое собственное отражение, он бы увидел, как кровь медленно отливает от щек и лицо его становится белым, как луна, ибо он внезапно понял, в чем состоял главный смысл «Проекта-99».

– Но вы не только изучали эти аномалии? – медленно проговорил он ставшими вдруг непослушными губами.

– Нет, не только.

– Вы научились использовать свое открытие практически?

– Да.

– Сколько человек работало на «Проект девяносто девять»?

– Больше двухсот.

– Вы делали чудовищ, – чуть слышно пробормотал Джо.

– Людей, – поправила его Роза. – Мы делали в лаборатории людей.

– Может быть, они выглядят как люди, но на самом деле они монстры.

Роза молчала примерно минуту, потом сказала:

– Да.

Последовала еще одна пауза, после которой она неожиданно добавила;

– Хотя настоящими чудовищами были мы – те, кто сделал их такими.

…Расположенный в безлюдном сельскохозяйственном районе Виргинии научно-исследовательский центр под официальным названием Институт Квартермасса, о чем свидетельствует установленный на шоссе указатель, занимает огороженный и хорошо охраняемый участок земли площадью в тысячу восемьсот акров. Здесь, на отлогих склонах холмов, пасутся среди сочной травы беспечные олени, негромко шелестят листвой буковые и березовые рощи, в которых кишит непуганая мелкая живность, дремлют под солнцем задумчивые пруды, а в полях гнездятся ржанки и жаворонки.

На первый взгляд система безопасности вовсе не бросается в глаза, однако в действительности ни одно живое существо размером крупнее кролика не может пересечь границу института, не попав в поле зрения бесчисленных инфракрасных детекторов, датчиков движения, чувствительных видеокамер и микрофонов, которые постоянно регистрируют все происходящее на заповедной территории и передают полученные данные в центральный компьютер, который обрабатывает информацию и в случае необходимости поднимает тревогу. Все нарушители подлежат немедленному аресту, и когда – очень редко – охотники или любопытные мальчишки перебираются через изгородь, их задерживают на расстоянии не более пятисот футов от того места, где они проникли в запретную зону.

Почти в самом центре этого живописного участка стоит приют – унылое трехэтажное здание, сложенное из красно-коричневого кирпича, отдаленно напоминающее своей архитектурой бесплатные муниципальные больницы. В нем содержится сорок восемь детей в возрасте до шести лет, хотя многие из них кажутся старше.

Все они – сироты с рождения. Пожалуй, они даже больше чем сироты, потому что у них никогда не было ни матерей, ни отцов. Никто из этих детей не был зачат в любви, никто не рождался в муках. Крошечные зародыши, полученные методом искусственного оплодотворения, росли и развивались внутри механической матки, заполненной синтезированной в лаборатории околоплодной жидкостью.

Как у лабораторных крыс, собак или обезьян, которые сутками живут со вскрытыми черепами во время экспериментов на мозге, у этих детей нет и никогда не было имен. Дать каждому из них обычное человеческое имя означало бы спровоцировать тех, кто имеет с ними дело, на эмоциональную привязанность, а люди, которые занимаются ими по долгу службы, – начиная от охранников и младшего медперсонала и заканчивая учеными, которые помогли им появиться на свет, – должны в целях поддержания чистоты эксперимента оставаться абсолютно нейтральными и эмоционально отстраненными от объектов опыта, иначе они просто не смогут выполнять как следует свои обязанности. Вот почему каждый ребенок имеет вместо имени один только код, состоящий из букв и цифр, соотносящихся с номерами карточек в генетической картотеке «Проекта-99» и обозначающих особые свойства и способности, которые были заложены в том или ином подопытном экземпляре.

На третьем этаже приюта, в угловом юго-западном секторе, обитает в своей собственной комнатке АТХ-12/23. Ей четыре года от роду, но она страдает кататонией и до сих пор не умеет контролировать функцию кишечника. Часами она терпеливо сидит в своей кроватке в луже мочи и фекалий, пока сиделка не придет переменить белье, но АТХ-12/23 никогда не жалуется. За всю свою недолгую жизнь она не произнесла ни слова и не издала ни одного звука. Даже в младенчестве она никогда не плакала. Ходить АТХ-12/23 тоже не может и сидит неподвижно, глядя прямо перед собой, изредка пуская слюну. Ее мускулы частично атрофированы, и, несмотря на укрепляющий массаж, который ей делают три раза в неделю, процесс отмирания мышечных тканей продолжается. Если бы на лице АТХ-12/23 появилось какое-нибудь осмысленное выражение, она была бы прелестна, но ее мимические мышцы все время расслаблены, и маленькое личико производит жуткое впечатление.

Под потолком комнаты укреплены видеокамеры, которые круглые сутки работают на запись. Со стороны это может показаться расточительством, напрасной тратой видеопленки, однако это не так. Время от времени камеры, которые контролируют каждый квадратный дюйм в комнате, фиксируют движение, но девочка остается неподвижной. Двигаться начинают неодушевленные предметы вокруг нее. Резиновые мячики разных цветов и размеров поднимаются в воздух, толкутся под потолком, вращаются вокруг своей оси или, собираясь в круг, по пятнадцать-двадцать минут водят хоровод вокруг головы ребенка. Жалюзи на окне поднимаются и опускаются, хотя к ним никто не прикасается, свет то гаснет, то вспыхивает ярче, цифры на настенном электронном хронометре ускоряют свой бег, а игрушечный мишка, к которому АТХ-12/23 ни разу не прикоснулась, начинает расхаживать по комнате на своих коротеньких плюшевых ногах.

А на втором этаже, в третьей к востоку от лифтов комнате, живет КСБ-22/09. Ни в умственном, ни в физическом смысле этого шустрого рыжего мальчугана нельзя назвать ущербным. Скорее наоборот – коэффициент его умственного развития намного превышает уровень гения. Он просто обожает учиться, и каждый день к нему приходят преподаватели, которые занимаются с ним по расширенной программе. В свои пять лет КСБ-22/09 освоил программу последнего выпускного класса и владеет общеобразовательными предметами гораздо лучше многих великовозрастных балбесов. В его комнате полно игрушек, книг, видеокассет с фильмами, а иногда он участвует и в игровых сессиях с другими узниками приюта (проходящих, естественно, под строгим надзором), ибо мозговой центр «Проекта-99» считает, что нормальные в умственном и физическом плане подопытные экземпляры должны учиться общению, насколько это, учитывая специфику института, вообще возможно.