Меган Миранда - Девушка, которая ушла под лед [litres]

Я сделала шаг назад, зажмурилась. Отмотать пленку. Вернуться в момент «до». Попросить Деккера пойти в обход, а не по льду. Нет, еще раньше: уговорить его остаться у нас дома, в тепле, только он и я. Я бы сказала ему важные слова, и они бы имели смысл. Случись это все до – оно бы имело смысл.

Еще шаг назад. Визг тормозов, громкий гудок. Я резко открыла глаза: по загоревшимся стоп-сигналам я поняла, что автомобиль успел затормозить и обогнуть меня.

Я вернулась домой: сердце колотится, грудная клетка скована болью. Мамы снова не было. Но машина стояла в гараже, пальто висело на привычном месте. Так что она в доме, наверное, закрылась в комнате, пытается воскресить прежнюю Дилани. Без мамы дом застывал. Не мое отсутствие делало его безжизненным – мамино. Она была его душой, и она исчезала.

Я достала упаковку замороженных печений, которые мама всегда хранила на случай непредвиденного визита гостей, разложила их на противне, поставила в духовку. Хотя мне и было запрещено прикасаться к плите в целях безопасности. Но я рассудила, что, даже если и натворю что-то с духовкой, все прочие достижения этой недели мне не переплюнуть.

Сидя на деревянном кухонном стуле с прямой спинкой, я вдыхала аромат тающего шоколада. Когда-то я прочитала, что запахи – самое лучшее средство для пробуждения воспоминаний. И я попыталась. Я сделала глубокий вдох, затем еще и еще, чтобы перенестись в то время, когда мама пекла печенье, я за столом делала уроки, а Деккер кружил у плиты и таскал неостывшие печенюшки прямо с противня.

И на мгновение у меня получилось. Запищал таймер духовки, я надела мамины красные рукавицы-прихватки и вытащила печенье. Позвонили в дверь. Не снимая рукавиц, я оперлась на дверь и припала к глазку. Снаружи стоял Трой, точно так же прижавшийся ладонями к двери, как будто в зеркале отражая мою позу.

– Что тебе нужно? – спросила я через дверь.

– Хочу видеть тебя. Хочу убедиться, что ты в порядке.

– Да я лучше всех!

Дверь я открыла, но осталась стоять на том же месте. У Троя были сжаты кулаки.

– Могу войти?

Вместо ответа я выскользнула наружу, закрыв за собой дверь. Скрестив руки на груди, чтобы не мерзнуть, ждала.

– А где твоя мама?

– В доме, – ответила я тоном, не вызывающим сомнений: она может выйти в любую минуту. Хотя, конечно, она не выйдет.

Трой посмотрел на мои руки:

– А что ты делаешь?

Я вытерла их о домашние штаны – маминым жестом, улыбнулась и сказала:

– Пеку печенье.

Трой наградил меня хмурым взглядом:

– Что случилось?

Я расхохоталась:

– Что случилось? Ты спрашиваешь, что случилось? Да ты издеваешься! Все на свете случилось!

В голове у меня образовалась пустота, точно я смотрела за этой сценой со стороны. Но видела я только Троя. Остальное не имело значения.

Трой обхватил голову руками, помассировал пальцами виски. И заговорил, уставившись под ноги:

– Дилани, ты должна собраться. – Посмотрел на меня. Но в его глазах не было прежней самоуверенности: ее сменили паника и растерянность. – Я переживаю за тебя.

Уперев руки в боки, я покачнулась на пятках:

– Очень мило с твоей стороны, Трой. Очень мило. Когда я была в больнице, ты ведь тоже переживал. И когда поджигал дом, тоже переживал за старика. – Трой быстро оглянулся – нет ли рядом случайных слушателей. – И за Карсона переживал, так переживал, что просто стоял рядом и наблюдал, как он умирает. Да если бы ты хоть за одного человека переживал по-настоящему, за меня в том числе, ты бы хоть что-то сделал. Ты бы попытался мне помочь.

Трой сделал несколько быстрых шагов по крыльцу:

– Я на самом деле хочу тебе помочь.

Подошел ко мне. Я отклонилась, пришлось вжаться спиной в дверь. Трой навис надо мной, расставив руки так, что я оказалась между ними.

Его лицо было в паре сантиметров, я чувствовала его дыхание. Кажется, он ждал чего-то. Но ничего не последовало, и тогда он сам прижал свои губы к моим, а когда я не ответила, он просунул ладонь мне под затылок и прижал меня к себе. Закрыв глаза, он двигал губами, а я просто стояла с открытыми глазами и не шевелилась. Наконец он остановился, убрал руку, отстранился и открыл глаза.

– Ты умираешь, – прошептал он.

Я вцепилась в дверную ручку. Я заболела? И он чувствует это?

– Внутри…

Облегчения не последовало. Он прав. Он видит то, что не видит Деккер. Отпустив дверь, я оттолкнула Троя двумя руками – прямо в рукавицах-прихватках. Потеряв равновесие, он отшатнулся назад, спустился на несколько ступенек.

– Трой… – Он остановился: одна нога на крыльце, одна уже на дорожке. – Думаю, тогда мне надо держаться от тебя подальше.

Я ждала, что он возразит мне, – но продолжения разговора не последовало. Судя по всему, мои слова не обидели Троя, не задели, не разозлили. Он выглядел задумчивым.

Я развернулась и заскочила в дом, громко захлопнув дверь. Попыталась запереть ее, но мешали рукавицы. Сбросив их на пол, я наконец повернула замок и припала к дверному глазку. Трой по-прежнему стоял у крыльца, уставившись на входную дверь. Он стоял так целых три минуты. За это время исчезли все ощущения в кончиках пальцев.

Вернувшись на кухню, я первым делом выключила духовку. Затем соскребла с противня печенье прямо в мусорку. Плотно завязала мусорный пакет и вынесла в гараж. Потому что Трой уничтожил воспоминания. Теперь, почувствовав аромат тающего шоколада, я буду вспоминать о нем.

Я принялась тереть столы, мыть полы, надраивать кран – до боли в руках. Потом взяла чашку, на которой красовалась надпись «ЛУЧШИЙ БУХГАЛТЕР», подтащила к холодильнику стул. От меня прятали не только лекарства, но и алкоголь – он хранился в шкафчике над холодильником. Достав бутылку водки, я наполнила кружку. Из аптечки достала лекарства: голубая таблетка, длинная белая таблетка. Обе под язык – и запила.

Рот, горло, все внутренности обожгло огнем. Пустяк по сравнению с тем, что я чувствовала. Прежде чем подняться к себе в комнату, я налила еще одну кружку. В комнате было слишком много света, поэтому я задернула шторы и устроилась в уголке на полу. Так и сидела, потягивая водку.

Я заснула посреди дня в доме, превратившемся в склеп.

Проснулась в полной темноте. Из-за стены доносились голоса. Папа кричал – а он никогда не кричал. Мама орала в ответ. Голова раскалывалась, пол под ногами ходил ходуном. Шатаясь и ударяясь о стены коридора, я добрела до родительской спальни и без стука распахнула дверь.

Мама в пижаме, зубы сжаты, лицо осунулось. Папа лохматый, волосы не уложены гелем – и тоже в пижаме. Ну что серьезного может случиться, если люди в пижамах? Поэтому я захихикала.

Они оба уставились на меня. И папа схватил маму за руку. Я проследила взглядом, как они переплели пальцы. Да они не ругаются друг с другом – они орут из-за меня.