Ольга Ворон - Инициатор

— Милые девушки! Господь призвал ваших родителей, как призывал многих достойных людей. Но в этом мире не оказалось никого, кто мог бы подать вам руку помощи и укрыть в пасмурный день. И только церковь, хранящая добродетели, не могла пройти мимо вашего горя. Теперь вы…

Алиса смотрела в серый пол, изъеденный трещинами, и перед глазами мелькали белые искры ножей. В прошлый урок ей удалось довольно надёжно оборониться от атак старой наставницы и хотелось развить успех, но внутреннее чувство беспокойства мешало — ей всё казалось, что на самом деле учительница играет с ней в поддавки, воспитывая уверенность. Потому в голове и крутились воспоминания о поединке, обрывки ключевых моментов боя, и, после анализа, крепла убеждённость в том, что ошибок она успела совершить немыслимое количество и потому никак выиграть не могла.

— Приближаются последние времена мира. Вам, будущим щитам Церкви, принимать на свои плечи заботу о его надёжном оплоте, о нерушимости границы между Добром и Злом, проходящем не на земле, но в душах человеческих. То, что находит своё отражение в культуре человечества! Что видим мы сейчас, глядя на людей, мельтешащих в городах? Порок! Порок, и только порок правит ими! Люди опускаются, их обычный круг забот — работа и телевизор с бутылкой пива. Женщины бросают детей, мужчины — женщин. Легализованные наркотики травят подростков, а телевидение развращает их дух, делая приемниками содомитов или воспитывая убийц!.. Но церковь — последний оплот духовности в этом несовершенном мире. Ведь заповедовал Господь…

Алиса вздрогнула. Голос незнакомки звенел, набирая силу, и, казалось, лился прямо в сердце. От него что-то дрожало внутри. Дрожало так, что отзывалось и в уставших коленях и в макушке, заставляя всем телом впитывать слова, подчас не распознавая их, не разделяя поток звуков на смысловые связки, но ощущая, что всё сказанное — истинная правда, и она зовёт и будоражит одновременно.

— Сейчас, когда мир на пороге величайших изменений, и вы на себе ощущаете его грехопадение, сейчас, когда властолюбцы отвернулись от бога и их сердца зачерствели, а руки покрылись кровью, сейчас, когда…

Сердце Алисы тукало всё громче. Оно бешено билось о грудную клетку, вдавливая кровь в артерии на висках, и за стуком почти не слышна была горячая речь незнакомки. Только отдельные фразы долетали сквозь шум в висках и опьянение от восторженной дрожи:

— Вы — последняя надежда церкви! Ваши души лягут в фундамент нового мира! Ваши тела, став вечными, изгонят порок и грех из сердец живущих! Вы сможете…

— И лишь безгрешностью своей не внушить почтения к добродетели в сердца порочных и потому без оружия в руках не смочь защитить…

— Ваши тела станут оружием! Ваши сердца будут хранить верность и понимание! Ваши души….

А потом и этих кратких фраз не стало для Алисы — лишь биение сердца опустилось ниже, в чашу живота и там забилось, словно кипящее варево под крышкой и от этого стало горячо и хорошо.

— На ваши плечи падает миссия защиты добродетели от порока!

— И сказал Господь…

— Аминь!

Алиса вскочила вместе со всеми и, вскидывая руки, прыгая на месте и шало оря, потрясала ножами и искала среди лиц подруг — безумных, восторженных, диких, — хоть чьё-то чужое, враждебное… Внутри словно волчок завели — всё вибрировало и ей казалось, что никогда она не была так наполнена силой и пониманием настоящей истины. Она искала, искала, руки гудели, ножи плясали над головой замысловатый танец, живот кипел неведомой ранее магмой… А вокруг неё плыли лица, лица…

Диана, размахивая кудряшками, вытанцовывала что-то необузданно дикое, и юбка подрясника кружилась, словно у настоящей цыганки…

Лиля стояла возле стены, сцепив руки перед собой, и безостановочно кивала, не прекращая молиться — губы шевелились, а по щекам стекали слёзы…

Надя — Дива — расцарапывала себе лицо, мотаясь из стороны в сторону, и глаза её пугали небывалой пустотой…

Света — Кузя — лежала на полу и стонала, обхватив себя руками…

Алиса кружилась, кружилась, ножи взлетали, взлетали…

Сестра Софья, напряжённо стиснув в руке стакан с водой, отвернувшись, смотрела в окно, а в воду бесшумно что-то капало с её подбородка…

Неизвестная женщина, кивнув сестре, поправила костюм и направилась к выходу…

Алиса кружилась, ножи взлетали…

Лицо сестры Пелагеи возникло перед ней внезапно. Среди прочих — диких, безудержно-шалых, — спокойное, уверенное и светлое. Она смотрела холодно и сурово. И Алиса остановилась, опуская ножи.

Зажмурилась от неожиданной боли, сжавшей голову в тиски. Мгновение!

Когда открыла глаза — рядом не было ни сестры Пелагеи, ни подруг.

Она лежала на холодном полу тренировочного зала и со всех сторон, сквозь разводы и трещины, на неё смотрели воины, побеждающие змеелюдей. И в их глазах не было ненависти, только усталость.

Впрочем, и в глазах побежденных она не увидела ни ярости, ни ненависти, ни даже страха…

…

В церквушке, не смотря на тёплые летние ночи, было холодно и сыро — испарения от земли проникали снизу, оседали каплями на стенах и иконах и стекали вниз, словно слёзы.

Отец Владимир втолкнул в тёмный зал командора Борислава, дождался, когда Алиса втащит Даниила, и со всей силы потянул створки — двери с грохотом встали на место, закрывая вход. Запер на мощный засов — только свет полной луны в ажурных окнах и негасимая лампадка над алтарём освещали зал.

— Здесь пока безопасно, — хмуро прокомментировал отец Владимир. Подошёл к лампадке, стал зажигать и относить по углам свечи.

— Пока, — усмехнулся командор Борислав. — Вас найдут, где бы ни были.

Локти его были стянуты ремнём за спиной, с ног сняты ботинки, а торс обнажён. На грудине белел старый шрам, оставшись единственным знаком принадлежности — крест отец Владимир снял с него, как и забрал всё имеющееся оружие. Но это не мешало командору смотреть вокруг насмешливо и уверенно.

Алиса уложила Даниила подальше от командора, к самому преддверью алтаря, и села рядом, прижалась спиной к стене и опустила ладонь на лоб бета. От него тянуло жаром и холодом одновременно — разорванная шея парила от поднявшейся температуры, а тело стало негнущимся и холодным, словно у покойника. Веки едва колыхались и недавно отросшие ресницы неуловимо вздрагивали на тонкой молодой коже. Алиса следила за дыханием бета и иногда неосознанно запускала пальцы в едва подросшие волосы.

— Питание, — отец Владимир подошёл и, не наклоняясь, показал ей тёмную бутылку.

Алиса подняла взгляд на священника и покачала головой. Снова заворотило.

Священник поджал губы и нахмурился.