Чарлз Стросс - Каталог катастрофы [litres]

– Если ее исследования не фундаментально революционные, то какой нам интерес?

Энглтон странно косится на меня:

– Тут уж мне судить.

И вдруг все становится на свои места. Предположим, вы научились делать устройства по схеме Теллера-Улама – водородные бомбы. По нынешним временам – ничего революционного, но это ведь не значит – не важно. Видимо, понимание отразилось на моем лице, потому что Энглтон кивает и продолжает:

– Прачечная участвует в программе нераспространения, а доктор О’Брайен самостоятельно переоткрыла нечто более фундаментальное, чем способ терраформировать Вулверхэмптон, не получив никаких разрешительных документов. В Штатах ею заинтересовалась Черная комната – не спрашивайте, какое место она занимает в американском оккультно-разведывательном комплексе, вы не хотите этого знать – и подтвердила, что в исследованиях нет ничего нового. У нас с ними, конечно, нет двустороннего договора, но, когда они выяснили, что она всего-то нашла один из вариантов Логики Тота, уже не было смысла ее удерживать. Разве что чтобы она не попала в неподходящие руки, например к нашему другу Тарику Насиру. Опять все уперлось в их проклятые ограничения на экспорт вооружений; содержимое ее головы относится к той же категории, что и нервно-паралитический газ и прочее оружие массового поражения. В итоге, когда закончился весь этот цирк… – Он выразительно смотрит на меня и презрительно цедит слово «цирк». – У них уже не было причин препятствовать ее возвращению на родину. В конце концов, это мы им и дали Логику в конце пятидесятых.

– Понял. И это всё? Я слышал, что говорили те ребята, они собирались открыть большой портал и забрать ее туда…

Энглтон резко выключает «Мемекс», встает и, опираясь на столешницу, нависает надо мной.

– Официально ничего подобного не произошло, – чеканит он. – Никаких свидетелей, никаких вещдоков – ничего не было. Потому что иначе выходит, что янки либо облажались, отпустив ее, либо швырнули нам в руки гранату без чеки, а мы знаем, что они не могут облажаться, потому что наш достославный премьер-министр причмокивает президентской сигарой в надежде возобновить двустороннее торговое соглашение, которое они будут обсуждать в Вашингтоне через месяц. Вы меня понимаете?

– Да, но… – Я замолкаю. – Ага… да. А как же официальный рапорт Бриджет?

Впервые за все время я вижу на лице Энглтона выражение, которое – в тусклом свете и если прищуриться – можно было бы принять за улыбку.

– Ничего не могу сказать.

У меня в голове быстро крутятся колесики.

– Ничего не произошло, – механически повторяю я. – Свидетелей не было. Если что-то произошло, значит, нам подбросили гранату. Значит, какие-то террористы целенаправленно подобрались к создательнице оккультной ядерной бомбы и кто-то в РУ ВМС решил, что покроет себя славой, передав ее нам на хранение. То есть дождется, пока мы облажаемся, к его вящей политической выгоде. А это не должно произойти, так?

– Она в библиотеке, проходит аттестацию в отдел чистых исследований, – небрежно сообщает Энглтон. – Не желаете ли пригласить даму на ужин? Мне было бы весьма интересно услышать о ее исследованиях из вторых рук, от человека, который очевидным образом и сам знает толк в исчислении предикатов. Гм, уже половина шестого. Вам пора.

Я понимаю намек, встаю и иду к двери. Моя рука уже тянется к ручке, когда Энглтон спокойно добавляет:

– Сколько человек вернулись с операции в Вади аль-Кабир, мистер Говард?

Я холодею. Черт.

– Двое, – произносят мои губы, а я ничего не могу поделать: опять ревизорское поле! Этот мерзавец устроил у себя в кабинете допросную!

– Верно, мистер Говард. Только те двое, что не считали себя умнее командира. Я бы советовал вам поучиться на их примере и впредь воздерживаться от того, чтобы совать свой нос в дела, которые, как вам было ясно сказано, вас не касаются. Или, по крайней мере, научиться быть менее предсказуемым.

– Уф…

– Идите, пока я снова над вами не посмеялся, – говорит он так, будто это смешно.

Я спасаюсь бегством, испытывая одновременно стыд и облегчение.

Я легко нахожу Мо, потому что вспоминаю: мой КПК по-прежнему настроен на ее ауру; так что я катаюсь по этажам и запускаю бинарный поиск, пока не обнаруживаю ее в одном из читальных залов в библиотеке. Она корпит над старинным манускриптом, цвета маргиналий сверкают в свете настольной лампы. Она глубоко погружена в чтение, так что я громко стучу в дверной косяк и жду.

– Да? А, это ты.

– Без десяти шесть, – робко говорю я. – Еще десять минут – и орангутан в синем костюме запрет тебя тут на ночь. Некоторым, конечно, такое нравится, но ты вроде бы не из их числа. Поэтому я подумал, что можно тебе предложить бокал вина и чистую правду, как я и обещал.

Она смотрит на меня с каменным лицом.

– Ну, по крайней мере, это лучше, чем общаться с городскими гориллами. Мне нужно попасть домой к девяти, но, думаю, час я могу выделить. Ты выбрал место?

В конце концов мы оказываемся в нердском раю под названием «Вагамама» в квартале от Оксфорд-стрит: найдете легко по очереди из жертв хайпа длиной в половину этого квартала. Некоторые из них ждут уже столько, что на них паутина окаменела. Мне тут нравятся огромная кухня из нержавеющей стали и австралийцы-официанты на роликовых коньках, которые пересылают друг другу с КПК по инфракрасному каналу заказы и большеглазые смайлики, проносясь мимо столиков, где молодые и перспективные в тоненьких прямоугольных очках, застыв над тарелками с гёдза и раменом, обсуждают влияние Деррида на алкопоп-рынок посредством следующего крупного IPO или какую-то другую модную тему. Мо сидит напротив меня за длинным столом из выцветшей сосны, таким гладким, будто его каждый вечер полируют микротомом. Наши соседи хихикают, обсуждая какую-то громкую телевизионную сделку, а она смотрит на меня аналитическим взглядом, который, кажется, одолжила у владельца лабораторного скальпеля.

– Тут всё очень вкусно, – оправдываюсь я.

– Дело в атмосфере, – говорит она, глядя мне через плечо. – Это практически Калифорния. Не думала, что болезнь уже поразила и Лондон.

– Мы белая кость из Беркли: приготовьтесь, сейчас мы вас переработаем в новой, привлекательной цветовой палитре ради вашего удобства и безопасности!

– Вроде того.

Мимо нас проносится фиц и на лету выдает нам две банки «Кирина», которые, похоже, держали до этого в жидком азоте. Мо берет свою и морщится, когда холод кусает ее за пальцы.

– А откуда название «Прачечная»?

– Ну… – говорю я и на миг задумываюсь. – Вроде бы во время Второй мировой штаб-квартира размещалась в реквизированной китайской прачечной в Сохо. А дом Дэнси ей достался, когда для Мусорника выстроили небоскреб. – Я осторожно беру банку импровизированной ухваткой из рукава рубашки и наполняю стакан. – Клод Дэнси был начальником УСО. Раньше работал в СРС, но не поладил с высоким начальством – политика, УСО послужило стрелковой рукой британской разведки во время войны. Черчилль приказал УСО сделать так, чтоб у немцев за линией фронта земля горела под ногами. Этим управление и занималось. До декабря 1945-го, когда поспела месть СРС.