Анастасия Медведева - Поколение S [СИ]

Кукловод явно хотел, чтобы мы сблизились. Зачем? Пожалуй, только ему и известно.

Но моей вины здесь не было: я не знаю, по какой причине этот неведомый человек одарил меня своей благосклонностью.

Однако, то, что и Лика, и Мирон, и Дан решили, будто я начала пользоваться его симпатией к себе с целью решения своих личных проблем… Это было их тотальной ошибкой.

Я не стану объяснять им, что я — не такая.

Я просто отрежу от себя все их желания.

Лика хотела завести подругу… Мирону нужна была моя сила… Данил…

Переворачиваюсь на другой бок, смотрю в темноту комнаты. Понятия не имею, чего там хотел Дан, но в любом случае — это меня уже не касается.

Да. Не касается.

Дни сменяли друг друга, я продолжала ходить в школу и учиться, игнорируя все взгляды ребят и пресекая все попытки заговорить и наладить контакт. В субботу, когда весь класс загудел в преддверии новой вечеринки, я начала выходить на переменах в коридор.

Клуб — это точно не то место, в которое мне хочется идти. Все виды развлечений мне резко опротивели.

Хочу дойти до дома и завалиться на кровать с альбомом. Уже несколько дней рука зудит — я чувствую необходимость что-то нарисовать.

В итоге, когда добираюсь до квартиры, быстро перекусываю, готовлю ужин на вечер и запираюсь у себя… Когда заканчиваю с рисунком, осознаю, что почти до самого конца не понимала, кто на нём изображен — и лишь последние несколько минут вполне осознанно прорисовывала и форму лица, и глаза, и волосы, и даже одежду. Да, это была девушка незнакомая мне, и единственное, что я о ней понимала — это то, что она не обладает никакими способностями. Она вообще в этом альбоме лишняя. Кто она? И зачем она выбралась из-под моего карандаша? Всматриваюсь в рисунок и всё больше хмурюсь. Я никогда раньше не задумывалась — кого и для чего рисую, но это… это было чем-то из ряда вон выходящим. Потому что девушка была слишком… живой, что ли? Она не была сущностью из астрала, и в её взгляде, и позе не было ничего от той боли, что исходила от героев моего творчества.

Я ещё несколько минут рассматривала рисунок, а затем отложила альбом и пошла умываться. Завтра — абсолютно свободный день, и я смогу посвятить всё время разгадке этой тайны, а сейчас…

Закрываю глаза. Лежу. Стараюсь ни о чём не думать. Но почему-то меня не отпускает ощущение, что что-то не так. Это странное беспокойство не даёт расслабиться… в чём дело? В рисунке? В Кукловоде? Или, может, я телефон на зарядку поставить забыла? Хотя завтра воскресенье, и вообще — мой сотовый отключен уже несколько дней…

Наконец, устав терзаться сомнениями, открываю глаза и застываю, продолжая лежать на спине.

Дан стоит рядом с моей кроватью и смотрит на меня.

Я смотрю на него.

Не тороплюсь открывать рот и кричать. Не тороплюсь открывать рот даже для того, чтобы просто задать вопрос — что он здесь делает?..

Жду, что он сам ответит.

Так проходит секунда, вторая, третья… а потом я уже перестаю считать. Может, это сон? И в моей комнате никого нет? Ну, не может человек долго стоять так неподвижно!

— И когда ты перестанешь холить свою обиду? — спрашивает Дан, спустя то ли пару минут, то ли целую вечность.

— Обиду? — хмурясь, повторяю. — Я не обижаюсь на вас.

Его лицо не отражает никаких эмоций, потому я поясняю спокойно:

— Я просто сделала выводы.

— Сделав выводы, ты должна была понять, почему мы подумали так, как подумали. А потом ты должна была прийти к нам, и мы бы всё обсудили.

— Я никому ничего не должна, — абсолютно убеждённо отвечаю.

— Ты убеждаешь себя в этом? — ровный голос, тихий вопрос.

— У нас нет команды одарённых, — произношу чётко и даже чуть громче, чем нужно, — у нас нет какой-то общей цели. Мы все сами по себе. С какой стати ты навязываешь мне какие-то долги перед вашей компанией?

— Кукловод не перестал быть угрозой, — отвечает Дан.

— Ну, это вообще не причина приходить ко мне ночью и журить за отсутствие желания разговаривать с вами. Ты же знаешь, он мой дружбан, — растягиваю на губах кривую улыбку, — так что…

Резко замолкаю, когда Дан неожиданно наклоняется ко мне и упирается в кровать ладонями — по разные стороны от моей головы.

— Хватит, — только и произносит он, а я ощущаю, как неспокойно дергается сердце.

Его чёлка мягко касается моего лица, свисая вниз; его взгляд — слишком неоднозначен, чтобы я могла равнодушно отвернуться или потребовать, чтобы он немедленно покинул мою спальню.

Зачем он пришёл?

Нет, не этот вопрос самый главный.

Кто его послал?

— Это Лика, верно? — произношу глухо, глядя ему в глаза.

Во взгляде Дана появляется непонимание, но я больше не хочу играть в эти игры.

— Ну, конечно, это всегда она, — невесело усмехаюсь, а затем всё-таки отворачиваю голову.

— О чём ты? — без эмоций спрашивает Дан.

— Она послала тебя ко мне, потому что знает, что я к тебе неравнодушна, — так же без эмоций отвечаю, глядя в сторону, — передай ей, что попытка была неплоха, но я слишком хорошо выучила её методы.

— Я ничего не буду передавать, — сухо произносит Дан.

— Твоё дело. Мне безразлично. Будь добр, возвращайся в астрал — я собираюсь спать, — и я закрываю глаза.

Да, пусть это выглядит демонстративно. Но с ним по-другому нельзя.

— Мы с тобой договорились, что будем честны друг с другом. Моя честность в тот день тебе не понравилась. Это твой выбор. Ты имеешь на это право, — игнорируя мою просьбу, произносит Дан. — Но я требую ответной честности.

— Чего тебе надо? — не особо напрягаясь вежливостью, выдавливаю из себя.

— Ответь — тебе комфортно так? В одиночестве? Отрезанной от всех нас?

Открываю глаза, не смотрю на него.

Комфортно ли мне? Да я никогда не чувствовала себя такой легкой, как в эти несколько дней! Я делала то, что было нужно, не запаривалась проблемами спасения от Кукловода, не искала в себе одарённую, не пыталась использовать свою силу. Моей важнейшей целью был поход в школу.

Без лишних мыслей, без переживаний.

— Да, мне комфортно, — отвечаю, не колеблясь.

Некоторое время Дан молчит.

И почему он не сваливает?!

Лежу, начиная чувствовать беспокойство от этого молчания, как вдруг тихий голос произносит:

— Наверно, ты просто забыла. Я тебе напомню.

Хочу сказать, что не нуждаюсь в ничьих напоминаниях, но так и не издаю ни звука.

Хотя нет, один звук всё-таки вырвался на свободу — рваный вдох, когда Дан прикоснулся губами к моему подбородку: почти невесомо, осторожно, мягко.

А затем — к моей шее.

Затем — к моей ключице… и уже готов был двигаться дальше, как я пришла в себя:

— Хватит! Остановись! — пытаюсь оттолкнуть его, но силы не равны.

— Тебе это нравится, — спокойный ответ.