Евгений Бабушкин - Пьяные птицы, веселые волки [litres]

– Зачем нанюхался. В жопу уколол. Так дольше. Так слаще. Я инженер.

– Как там Тома?

– Какая Тома.

– Никакая. Держись.

Другой мой друг – ну нет, не друг, просто видимся, как с охранником в продуктовом, – Грач. Это фамилия, украинская. От него до меня на трамвае как от Москвы до Киева на самолёте. Грач хочет свалить и учит английский. Он слушает подкасты, смотрит инстаграм, читает глиняные таблички, трактует звёзды. С семи до семи он работает ветеринаром, усыпляет ваших близких со скидкой, и учится каждую свободную секунду, хочет стать современней и совершенней, чтобы просто съебаться отсюда нахуй. Он мечтает о стране побогаче, его немного смущает, что там всюду пидоры, но ничего, ещё пара подкастов – и он поймёт, что одинаково с ними несчастен. Он знает многое про птиц, но про живых, из мяса. Он знает, что ворону ловят полотенцем, что главная причина смерти попугая – придавили дверью, что у орлов глисты.

Я показал ему птицу, он равнодушно хмыкнул и сделал музыку погромче:

– Игрушка, что ли? Очередная голубизна. Что там эти глиномесы опять придумали? Штаны в полоску снова в моде, прикинь.

Мне захотелось его ударить, но нет, но ладно, я ничего не делал, не сделал и не сделаю никогда.

Взяли меня с полярной совой. Даже не редкой. Так, фарфоровая пустышка.

В ментовке сидел сержант, играл с телефоном в танки. Механический голос гудел: «Рикошет. Пробитие. Попал». Раздался взрыв, сержант сказал тихонько «сука», порылся в ящике, достал пакет с моей совой и брезгливо бросил на стол.

– Не знал, что птицы запрещены.

– Птицы нет, а героин да. Хочешь, у тебя найдут?

– Понял. Сколько с меня?

– Дома, наверно, целая коробка? Пять… Семь тысяч долларов.

– У меня нет.

– Семь лет.

Я постарался максимально искренне вздохнуть.

– Правда нет.

– Сколько есть?

– Долларов четыреста. И надо снять с банкомата.

– Давай, у нас тут сберовский стоит.

Но было пусто, я всё просрал. Оставался последний звонок, и в телефоне было тоже пусто – надо было найти, кому я ничего не должен и кто ничего не должен мне, но таких не было, а Тома – Тома – Тома, спорящая с солнцем, – ну да, наверно, но нет, но ладно, и я просто позвонил бывшей.

За порогом ментовки рассказывал ей, как меня тревожит утрата колыбельных. Это ненормально, людям некому спеть, и приходится выдумывать всякую хрень, чтоб себя убаюкать.

Солнце взошло, и стало ясно: я безумен. Надо просто сказать «спасибо» и «как ты».

– Спасибо.

– Пожалуйста. Ты фантастический дурак.

– Ну, как ты? Как твой?

– Нормально. Нормальный.

– Счастлива?

– Нет, просто глупая.

– Беременна?

– Нет, просто жирная.

– Если ты вдруг родишь, а потом и твои родят, если это всё продолжится, а ты станешь бабушкой, то пой колыбельную, как мне бабушка пела, ну помнишь, ту:

тра-ля-ля ля-ля ля-ля

птицы выпили глаза

Бывшая хмыкнула. Люди больше не смеются.

– Глаза на месте. Нo усталые.

И потрепала по щеке.

На лице у девчонки сверхмодный узор из фальшивой крови: типа мозг взорвался, из ушей потёк. Мальчик обычен. Девчонке скучно.

– В мялк бдём.

– Да мал деньк.

– Бдём, ну бдём.

Время действия – завтра. Но не светлое завтра, а так себе завтречко. В этом рассказе люди говорят по-дурацки, потому что так и говорят в будущем. Берегут слова, чтобы лишнего в рот не налетело.

– А чомнут?

– «Нана Ня и ночь любви».

– А чотм?

– Дакбычно.

Мялка – это соматосенсорное кабаре. На сцене тётка, в башке у тётки штука. Тётку бьют – всем больно. Гладят – всем гладко. Жгут – все чувствуют, как с костей сползает мясо.

– Нуок. Нубдём. Чоттак мялклюшь?

– А я б сма мялс. Я тлант. Буду Лана Ля! Ок?

– Йе.

Мялка – от слова «мять». «Кристина Ку мнёт себя» – самое первое шоу самой первой дивы. Так и повелось: мялка. И шоу, и место, и женщина, тело своё превратившая в телебашню. Всё – мялка.

Ну а эта конкретная мялка мала, тускла и прокурена. На входе ребёнок с алыми от наркоты глазами раздаёт пробки – съёмные модули приёма. Скользко и противно они крепятся к основанию черепа. Зрители как могут прячут дыру в затылке: кто гривой, кто шарфиком.

Свет гаснет, луч ползёт по сцене, там – прозрачная ванна. Это типа море. Внутри Нана Ня – голая, старая, глупая баба. По сюжету она красавица. Но на сюжет плевать. Нана Ня сложно цокает языком – это логин, – и штука в её голове начинает стрим. Зал чувствует воду, окутавшую чужое тело, и пластик, упёршийся в чужой зад. Стрим – полчаса. Ассистенты будут баловать Нану Ня так и эдак. Зрители платят за чужие переживания и намерены напереживаться. Плещется море. Мялка мнётся. Всем хорошо.

Место действия – город, какой хотите. Вечная вьюга среди небоскрёбов. Или: куча мусора на берегу гнилой реки. Или: стены кремля в рекламе сосисок. Вам декорацию выбирать. Все города одинаковы, впрочем. Родился – не заметили, пропал – забыли.

То ли дело мялка. Она мечта. Она – навечно.

Кастинг: суёшь голову в бак с огоньками, а потом тебе говорят, годишься ли. Мужчины не мнутся, что-то не то в мозгу. Но у каждой стотысячной женщины мозг подходящий. Такую тестируют. Не дура ли будущая дива, не фригидна ли, хорошо ли понимает команды.

Потом идёшь к мяснику, ставишь соматосенсорный передатчик (штуку, проще говоря) в третий желудочек мозга, прямо в таламус. Из черноты возвращаешься почти прежней, с парой незаметных шрамов.

Девчонка тоже побывала в баке. Прошла все тесты, успела даже дать по паре раз полезным людям. Её выбрали. Но потом назвали цену. В этом фишка мялки и её облом: штуку ставят за счёт соискательницы. Не хочешь – вали, вас таких много.

Столько денег не скопишь, если даже продашь два-дцать почек. А почка у девчонки и так уже одна.

Мялка жестока: очередь в зал длинна, а на сцену ещё длинней. Особенно если ты с дальнего района.

Мялка консервативна: продюсеры торгуют чужим оргазмом, но на чужую боль спроса нет: мялка «Тара Туть татуируется» провалилась. Зря истыкав щёки, дива вернулась к офисной работе.

Мялка то, мялка сё. Но – мечта.

Девчонка скулит по ночам, объедается никудышной наркотой и отдаётся своему обычному мальчику молча и неподвижно. Ей хочется в мялку, на сцену, под луч, ей нужна штука в башке, продюсер и мировая слава, но для начала хотя бы штука.