Raymond Abaddon - Дорога огня

Мы находим полупустое заведение под россыпью желтых гирлянд, где ужинаем обжигающе горячей пиццой. Айви не умолкает, пересказывая непонятно кому свою первую и последнюю миссию, остальные молчат. Колено Райха касается моего. Жжется.

— … и тогда он пошел на меня, и пришлось стрелять, — Айви завершает историю на драматичной ноте. Из парней он получается самым опытным — вот так везение. Я борюсь с желанием опустить голову на скрещенные руки и смежить веки, убаюканный звоном бокалов за соседними столиками и тихой мелодией, доносящейся из ресторана. Пытаюсь вспомнить, как в последний раз Триш проявила себя на учениях, и странным образом не могу. Мысли соскакивают в близость Райха, снова задымившего самокруткой. Я думаю: если мы попадем в неприятности, на кого полагаться? Кого защищать?

Кого опасаться?…

Все же подпираю подбородок, рассматривая дрожащие под ветром гирлянды. Совсем как на площади возле Университетского бара. Дом близко — и очень далеко. Мы еще не сделали ничего непоправимого, и можно отправить назад молчаливого, явно чем-то напряженного Тиу Молари, или мечтающего о драконах Райха Ирве, а может — распушившего хвост перед девушкой красавчика Айви Ноэля. Триш мне нужна, она способна отыскать любой портал или помочь с ключами. Остальные же…

Я ничего не решаю, даже когда мы расходимся по комнатам в крохотном пансионе. Парней поселяют через стенку, Триш — чуть дальше по коридору. Вскоре она приходит, тихонько постучав:

— Можно? Ты сказал, вы нашли записи Раймонда. Я бы хотела… посмотреть.

Киваю, бережно распаковываю древний пергамент. Под чарами ему никакое обращение не страшно, но кажется: тронь — рассыпется в труху. Листы плотно исписаны летящим почерком, изрисованы сигилами. Жадно просматриваю несколько знаков прежде, чем протянуть рукопись девушке. Позже. У меня еще вся ночь впереди.

Триш накрывает пергамент ладонью и опускает ресницы. Оперевшись о стол, скрещиваю руки на груди. Поясница немилосердно ноет, в позвоночник будто толченого стекла засыпали — раскаленные иглы боли пронзают мышцы. Но волшебнице приходится тяжелее: понимаю по заострившимся чертам и напряжению в тонкой фигуре. Черные брови сходятся на переносице. Что такое?

— Что ты видишь?

Девушка роняет бумаги, они веером рассыпаются по деревянному полу. Опускаюсь на колени, собирая. Пальцы Триш заметно дрожат.

— Одиночество. Предательство. Смерть. Горе.

— Он был старым человеком, многое повидал, — говорю осторожно. — И жил в жестокие времена.

— Скорее, второе, — зябко обхватывает себя за плечи. — Когда он писал, то злился. И горевал. И хотел… отмщения.

Жар на коже усиливается, растекаясь по животу и предплечьям. Я вспоминаю, что забыл принять вечернюю таблетку, и торопливо лезу в карман. Тревога сжимает горло: что, если бы пропустил? Переживать глупо, а думать, что сгорел бы заживо — еще глупее. Это ненастоящий огонь, только отблеск взрыва в моей памяти, поломка на уровне нейронов, не более. Диагноз Гийота — депрессия, — до сих пор кажется мне нелепой шуткой.

Я, черт побери, маг земли. Счастье — моя специальность. Массирую виски, спрашивая:

— Ты знаешь, какой стихией чаще прочих управлял Раймонд?

Триш качает головой и присаживается на краешек кровати. Девушка отражается в большом зеркале, прислоненном к стене. Черные волосы, заплетенные в длинную косу, спускаются ниже пояса, рассыпаясь на пряди по покрывалу. Вспоминаю ее утонувшей в больничной одежде, облепленную датчиками, с черными браслетами синяков на запястьях — какой часто встречал в лабораториях. Ежусь: хорошо, что сейчас Триш здесь, в безопасности.

Наверное, поэтому она и согласилась на миссию: в надежде на передышку и перемены после.

— Он использовал тьму. Пламя жило в равновесии с остальными силами, но подчинялось проще — значит, тому были причины. Я уверен, именно они сделали реальностью Дорогу Огня. Нам нужно понять природу его гнева и горя. Отомстить за смерть. Только так можно пройти этот путь до конца.

— Звучит… сложно. И страшно, — волшебница наконец открывает глаза, слепо глядя мне в живот.

Я не чувствую страха. Только усталость и одиночество, даже сейчас.

— Разве ты ощущаешь себя иначе в Университете? — Ее губы трогает легкая улыбка:

— Я ощущаю себя диковинным зверьком, вроде тех, что держат в больших вольерах в Заповеднике. Не опасное, как тварь, и достаточно ценное, чтобы окружить живыми папоротниками и искусственными водопадами. Но всего лишь животное.

Хмыкаю: точное сравнение. Она и похожа на кого-то вроде Сирина, с мягким угольным оперением и длинными, когтистыми лапами. Мне легко подставить легендарной птице лицо Триш. Или — тонконогой Эри, водяному демону из Карпатских лесов, изящным азиатским екаям, а то и похожим друг на дружку игольчатым монстрам Гувера… Все они обитают в Заповедники как гости, узники живут в куда худших условиях.

Но покинуть зачарованные стены бестиария не грозит никому.

— Айви, похоже, думает иначе, — улыбаюсь.

— Айви еще ребенок и даже не маг, что бы он себе не воображал, — вспоминаю, что девушка старше его… на сколько? Лет пять-семь?… Пожимаю плечами:

— В Университете взрослеют быстро. Уверен, ему пойдет на пользу наше приключение.

— Для этого ему не помешает понять больше, как и остальным, — Триш разглаживает на коленях юбку, поднимает голову. — Прочитай им дневник. Что бы там ни было — прочитай. Мы идем этим путем вместе. Но ты привык быть один.

— На то есть причины, — я заглядываю в пергамент, где латынь мешается с итальянским и немецким. Тоскливо думаю, что Валентин расшифровал бы текст куда быстрее меня.

— Прочитай нам, — с нажимом повторяет девушка, поднимаясь. — Иначе далеко мы не уйдем.

***

Но за ночь, — длинную, бессонную, — я едва продвигаюсь дальше первых страниц. В них Раймонд вспоминает о своей детской страсти к алхимии, бесконечных опытах и частых взрывах, изничтоженных ретортах, обожженных руках. О том, как поранил брата, попросив помочь в эксперименте: мальчик лишился глаза и остался навсегда обезображенным, после чего юного алхимика и сослали перевоспитываться в монастырь к строгим монахам.

Помня просьбу Триш, утром пересказываю прочитанное, пока Айви уверенно ведет нас перепутанными тропинками к нагромождению камней с завесой водопада. Мы решаем попытать счастья с абстрактным ключом — если получится войти через грот, не попавшись охране монастыря.

Занавешенная водопадом пещера стоит посреди неглубокого озера. На поверхности отцветают кувшинки, легкие волны качают ряску. Начинающие желтеть платаны роняют ржавые листья в прозрачную воду. Громко поют птицы. Вокруг — никого, лишь далеко в конце аллеи гуляет пара с коляской. Спрятав руки в карманы плаща, сжимаю кулаки. Шею сводит спазмом, сердце тяжело колотится за ребрами. Заклятием, с шестой попытки, отрубаю все камеры в радиусе ста метров. Поправляю лямку дорожной сумки. Выдыхаю: