Raymond Abaddon - Дорога огня

Райх кривится и отворачивается к потемневшему небу. Глухо отвечает:

— У меня дома… как у Раймонда было, наверное. Я часто ругаюсь с отцом. Лучше…

— Лучше быть сожранным темным существом?

— Вроде того, — с явной неохотой говорит он. Сейчас снова закроется, но пока откровенен, я спрашиваю:

— Ты злишься потому, что мог бы открыть портал сам, если бы владел магией?

Райх молчит. Тонкие пальцы вертят снятое кольцо. Все, откровения закончились.

Ладно.

Зевнув, отворачиваюсь к стене. Чувствую себя страшно, — о господи, опять это словечко, — грязным. Ужасно холодно, а вытянуть плед из-под себя нет никаких сил. Накидываю пальто на плечи и делаю глубокий вдох. Запах дождя наполняет легкие. Далекий уличный шум обволакивает. Засыпаю легко, стоит смежить веки. Шепчу в полудреме:

— Спокойной ночи, Висия.

— Спокойной ночи, Эрлах, — доносится в ответ.

***

На рассвете я долго смотрю в телефон, а потом сажусь, шипя ругательства.

— Что такое? — Растрепанная голова Райха приподнимается над подушкой. Воздух в комнате синий, сумеречный, и ледяной — меня бьет дрожь, руки покрыты мурашками. Запускаю пальцы в волосы и на секунду закрываю глаза. Черт!

— Эрлах! — Парень тоже садится, спуская босые ноги на пол. В растянутой футболке и шортах он выглядит младше и уютней.

— Нас не было месяц! Сначала я подумал, что дата сбилась, но проверил — нет. Портал сожрал двадцать восемь дней!

— Да ладно, — он тянется за смартфоном, а я уже обуваюсь. — Ты куда?

— Мне нужно позвонить, — вот, почему за окном несется мелкий колючий снег, хотя еще вчера ветер был только по-осеннему свеж! Вот, откуда первые рождественские украшения в витринах магазинов… твою мать!

Выхожу в пустынный коридор, натягивая по пути пальто. Сбегаю по лестнице, киваю сонному администратору на рецепции и выхожу на улицу. Сразу закутываюсь плотней: холод забирается под одежду, снежинки жалят лицо. Отойдя под защиту навеса ресторана через дорогу, опускаюсь на заснеженную скамейку и набираю Смуглянку.

Он берет трубку сразу, будто ожидал звонка. Голос спокойный и заспанный. Ловлю себя на улыбке: слава богу, они в безопасности.

— Все хорошо капитан. Ну, то есть, здесь умереть как холодно, половина ребят переболели, но зато это первые наши учения зимой. Вылезла куча проблем, которые давно пора порешать. Продуктивно выходит, так что почти никто не ноет.

— Из Университета есть новости?

Парень хмыкает:

— Гийот сказал, Моню там разорвало от злости. Орал на всю администрацию и даже уволил кого-то из своих. Охотники оборжались и злорадствуют, что нам прилетит по возвращении. — Смуглянка замолкает, продолжает осторожно, в голосе чувствуется горечь и непонимание:

— Говорят, мы струсили и сбежали, Эрлах… мы… мы звонили Гийоту потому, что волновались: ты пропал. Я рад, что нашелся. Скажи… все… идет по плану?

Тру переносицу:

— Считай, что это я — струсил. Вы только выполняете приказ. Сейчас я приказываю продолжать учения, какие бы слухи до вас не доходили. Это более важная миссия, чем умереть в Отрезке. Ты согласен?

— Да, — он отвечает не задумываясь.

— Хорошо. Передавай от меня привет ребятам и Олафу. У нас все нормально. Я могу снова пропасть — непредвиденные обстоятельства, но ничего опасного, — вспоминаю мертвое существо с лицом Райха и морщусь:

— Будь осторожен, — произносим одновременно.

— Буду, — обещаю, завершив звонок. И сразу же набираю Нину.

Волшебница звучит устало, тревожно. Пьяно тянет слова и путается, торопится рассказать:

— Они отправили первую… группу! Меня не взяли… чертов Адамон ни в какую…

— Ты обещала оставаться связным в Университете, — обрываю, плотней прижимая трубку к уху.

— Там мой брат! — Вспыхивает Нина. — Среди тварей Отрезка!

— Уверен, он в порядке, — не думаю, что Плутон решится начать знакомство с убийства. Тварь умнее. — Кого отправили?

— Энид, — выдыхает имя девушки Кана. Ну конечно же. Бедный влюбленный Смуглянка. — Рики Беата, шпион Совета. Из огненных — Илай и Ниль, его нянька. Карс, Чесси и Давид из охотников, Хикан из техников, из наших Эйса — его папаша перехватил перед учениями и отправил.

Стискиваю зубы: что же Хайме за отец такой, посылать сына на верную смерть. Выродок.

— Они ищут тебя, — она срывается в шепот. — Считают, ты бросил вызов Совету. Тебя хотят сместить.

— Я знаю, — но в груди все равно холодеет.

— Если это случится… они будут рады стереть тебе память и выкинуть из Университета. Ты слишком сильный соперник Гофолии.

— Я знаю, — повторяю, растирая ноющую шею. Ветер путает волосы, бросает в лицо. Если я забуду магию… исчезнет пятнадцать лет моей жизни. Миссии, путешествия, чудеса. Созданные чары, покоренные заклятия. Исчезнут мама и папа, их сказки на ночь о жутких чудовищах и храбрых охотниках. Пропадут мои друзья — навсегда, будто и не было.

Висия исчезнет. Зарин и Наас, чертова тварь. Что останется без них?

Кривлю губы в улыбке: ничего. Какая ирония, без магии я даже более пустой, чем Райх Ирве.

— Эрлах? — Нина на том конце пьяно всхлипывает. Только этого не хватало.

— Все будет хорошо. Мы вернем их. И я никуда не исчезну, обещаю.

— Л-ладно, — ее голос дрожит. — Я… ко мне приходил Ульрих Пата вчера. Охотник, жених Сано. Ее отправят в Отрезок следующей группой, приказ уже подписан, — закрываю глаза. Сано. Я надеялся, Гийот спрячет девушку в лазарете. — Он будто что-то знает и хочет помочь нам. Я могу ему верить?

Хотел бы я знать. Качаю головой:

— Отправь к Гийоту, он разберется. Пусть сам решит — попроси его. Будь осторожна, тебя не должны заподозрить.

— Я осторожна, — хмыкаю:

— Ты пьяна. Завязывай с этим и с дурью, по крайней мере, сейчас. Ты нужна Кану здесь.

Нина не отвечает, только дышит в трубку. Поднимаю глаза к синеющему небу и вижу силуэт Райха на фоне освещенного окна. Огонек самокрутки — еще один любитель смотреть на мир сквозь дымку забытья. Нину терзает огонь, а какие демоны мучают пустого?…

— Береги себя, Нина, — почти шепчу девушке. — Пожалуйста.

Закончив разговор, стремительным шагом возвращаюсь в отель, в номер. Переодеваюсь под пристальным взглядом Райха, забираю книги и дневник Раймонда Аваддона, бросаю:

— Спи, сегодня весь день свободен, — а мне нужно поработать. Страх исчезнуть вместе с памятью о магии заставляет сердце частить, а ладони — потеть. Я тороплюсь устроиться в кресле в пустой гостиной, перед панорамным окном. На улице появляются первые прохожие, усиливается снегопад. Люди бредут, пряча лица от ветра, а руки — в карманах. Под пальцами теплеют бумага и тонкие, летящие строчки, написанные давно ушедшим магом. Великим, не таким, как я — его будут помнить и после моей смерти, а обо мне забудут очень скоро…