Raymond Abaddon - По ту сторону пламени

— Почему здесь ночь? Где мы? — девушка издалека отвечает:

— На другой стороне мира.

— Это ты была в арке? Перед переходом сюда, — пусть она, иначе как я вернусь? Такие плотные силуэты хуже всего: они говорят. Шарят рядом, в стенах, месяцами, дотрагиваются и ранят, шепчут и кричат даже днем, заглушая прочие звуки. Я не выдержу, мне нужно отдохнуть. Поспать, пока не зашло солнце. Сколько времени мы здесь? Будто годы. Вдруг дома уже закат? Я не переживу еще одной бессонной ночи. Скажи, что это ты…

— Нет, сама знаешь, — вскидываюсь, но она уже отвернулась и командует:

— Дай ей нож! Я займусь защитными чарами. Призраки не смогут выйти за пределы круга. Когда появятся, ты — скажи их имена: Эйлин, Натан, Анна и Истер. Повтори!

— Эйлин, Натан, Анна и Истер! Зачем мне нож? — девочка принимает оружие. Держит, смешно вытянув руки. В голосе пляшет паника.

— Надо порезать руку, а потом отдать его призракам. Подойдите к могиле, — заметив, что мы не двигаемся с места, девушка раздраженно поясняет:

— Ты обязана им жизнью. Отдавая кровь, показываешь, что знаешь и ценишь это. Железо же… нож прогоняет призраков из реальности живых. Ритуал, по сути, просто прощание. Если не примут дар, ударьте каждого ножом. Возможно, придется побегать. Из дома им не выйти, а навредить, пока я читаю заклинание, духи не в силах. Так что не бойтесь и ни в коем случае не мешайте мне. Ясно? — она открывает блокнот.

— Я не смогу их поранить! — девочка пятится, прижимая нож к груди. Ловлю за шиворот:

— Я смогу, все нормально. Главное — кровь и имена. Помнишь имена?

— Эйлин, Натан, Анна и Истер! Но как узнать, кто где?

— Да плевать. Заткнулись и приготовились. Я начинаю, — девушка закрывает глаза, выдыхает и чертит в воздухе полупрозрачный знак. Кладет сверху руку — зыбкие линии расплываются в сложный узор, паутиной повисают между нами. Шар полыхает белым светом, прогоняя ночь на улицу. Волшебница бормочет, читая — напевно и тягуче. Молитва? Они никогда не помогают — мне не помогли, — неужели с привидениями работают? Меня трясет, но не от холода. Пульсация в висках учащается до единого спазма. Закусываю губу, чтобы не закричать. Мертвецы появляются внезапно. Моргнула — стоят. Сжимаю плечи вскрикнувшей девочки. Напрочь одинаковые, смерть стерла различия. Наш призрак дрожит на пороге, бьется, словно в закрытую дверь, исходит волнами ряби. На бледной плоти проступает кровь: мальчик умер в лесу, и лес не отпускает его.

— Имена! Говори имена! Давай же! — круг порошка осыпается вместе с землей. Мешочки ползут, а мертвые становятся ярче, вспухают объемом. Я качаюсь от накатившего морока, встряхиваю девочку:

— Скорее! Они впитывают нашу жизнь!

— Эйлин! Натан! Анна! Истер! — она с плачем падает на колени, роняет нож и закрывает голову руками. Перехватываю оружие и дергаю за запястье. Режу ладонь. Края раны раскрываются ртом. Проступают алые бисеринки, медленно набухают, а потом черная кровь моментально заполняет разрез, жарко выплескивается. Господи. Шрам будет больше моего! Прижимаю лезвие, переворачиваю, пачкая.

— Дай им нож, живо! — окрик из-за спины. Я пропустила, когда оборвалась молитва. Защитный контур разрушен. Отталкиваю девочку на землю. Малышка рыдает и баюкает раненую кисть, но перестает существовать, когда я делаю шаг вперед. Мертвые совсем близко. Вновь чувствую запах огня, но не старый едкий дым, нет — боль горячих танцующих языков. Время и кровь будто замедляют ток. В ушах шумит, а на периферии зрения мелькают изломанные силуэты.

Они нашли меня.

Голодные тени скользят за окнами. Рвутся и перетекают, уклоняясь от света. Ищут лазейку. В сравнении с ними, двое впереди живее всех живых. Протягиваю окровавленное лезвие. Сзади щелкает взводимый курок.

Верно, пули тоже из железа. Навсегда духов не прогонят, но нас защитят.

Я почти вижу, какими они были. Искрами в изувеченных разложением чертах, звуками: имена возвращают покойникам лица. Прикосновение костей в черных ошметках мяса отзывается морозом за лопатками.

Теплая кожа.

Кем бы они не казались, внутри мы одинаковы.

Разжимаю пальцы. Нож падает в могилу.

Стены вздрагивают. Мир накреняется, расплывается на мгновение, где-то лопается стекло — прямо в моей голове. Воздух мерцает, пропуская мальчика домой.

Нарастает звон. Упав на колени, закрываю уши, только не помогает. Если тени тоже войдут, что со мной станет? Может, у незнакомки есть молитва и на этот случай?… Господи, невыносимо гром…

— Эй. Ты жива? — что-то давит под ребра. Ботинок.

— Отвали, — с трудом переворачиваюсь набок. Земля обжигает холодом щеку. Вокруг очень тихо и легко. Пусто. Тьма… ушла, забрав тревожные шорохи. Я выдыхаю не вижу дыхания.

— Вы молодцы. Я думала, будет хуже.

Да уж. Хорошо, что они не сопротивлялись. Я бы не смогла гоняться за призраками с ножом — после того, как видела их живыми. Поднимаюсь и помогаю встать бледной как полотно девочке.

— Надо перевязать рану, — порез сильно кровит. — Я не хотела резать так глубоко. Просто…

— Испугалась, — всхлипывает она. — Я так испугалась!

— Прости.

Подходит девушка, достает из кармана стилет:

— Я не взяла аптечку, — хмуро признается прежде, чем отрезать подол от девочкиного нарядного платья. — Потерпи, будет больно. Надо туго затянуть. Малышка зажмуривается и стискивает губы. Полоса ткани с вышитыми маками расцветает свежими бутонами.

— Готово. Пора уходить. Но сначала сжечь дом. Помоги притащить ветки с улицы.

— Зачем? Они ведь уже ушли, — не знаю, куда деть руки: девочка прижалась к ногам, вцепилась в шорты. Повторяю про себя: глупая. Я же тебя ранила. Что ты делаешь?

— Призраки — да. Но если не хочешь, чтобы твои друзья последовали за нами, придется дать им что-то взамен.

Горло перехватывает спазмом. Лицо незнакомки нечитаемо.

— Что… почему ты их видишь? — и знаешь способ прогнать. Пожар отвлечет их на пару часов. — Кто они? Кто ты?

— Нина, — моргаю. Девушка дергает косу. Смутилась? — Я вижу их по той же причине, что и ты. Мы похожи. Ты не заметила?

— Чего не заметила? — она не делает вещи понятней.

— Что нам обеим нравится поджигать, — Нина криво улыбается и, подхватив рюкзак, ныряет в черноту дверного проема.

Поджигать. Как просто. Замираю, прислушиваясь к новому знанию. За ним кроется что-то особенное, подобно отголоску чуда в белесом шраме на ладони. Не ответы, лишь вопросы, но…

Это место. Сколько еще домов с похожей историей?

Сегодня станет на один меньше. В груди разливается тепло:

— Пойдем, — говорю девочке. — Сожжем здесь все.

Перетаскиваем хворост к могиле. Девочка помогает, несмотря на почерневшую от крови повязку. В конце Нина, забрав свет, ненадолго спускается в яму. Сухой хлопок. Шелест. Девушка возвращается с запахом горелых волос, бесцеремонно запихивает блеснувшую стеклом колбу в карман моих шорт: