Т. Клайн - Церемонии [litres]

Кэрол распрощалась с воображаемой модельной карьерой, вернула журнал на полку «по пять долларов и дороже» и пошла дальше вдоль квартала, потом свернула за угол, на относительно пустынную улицу Макдугала. Здесь было потише. Впереди темнели деревья на площади Вашингтона, как будто девушка оказалась на краю города. Кэрол нужно было чем-нибудь перекусить.

Но если не хотелось есть вегетарианское тако, фалафель или жирный клин пиццы, стоя у прилавка, найти что-то подходящее было непросто. У нее в кошельке лежало всего семь долларов; еще пара набралась бы мелочью. На эти деньги вполне можно было прожить до понедельника. От чека на расходы, который выписал Рози, не было никакой пользы. И, если ее супермаркет откажется его обналичить, он останется бесполезной бумажкой до понедельника. У Рошель тоже никогда не было денег. За нее всегда платили ухажеры. В данный момент Кэрол не отказалась бы от подобного спутника.

Прижав к себе сумочку в страхе перед карманниками, девушка пошла дальше. Она ненадолго задержалась возле магазина у самого парка, где несколько минут задумчиво разглядывала облегающее синее платье и пыталась вообразить его на себе. Потом она думала было совершить более скромную покупку – капучино и круассан в одном из кафе на улице Бликеров, но доллар восемьдесят пять казался слишком высокой ценой за чашку кофе. Кроме того, все заведения, которые она проходила, были забиты под завязку. Парочки хмуро ждали снаружи и заглядывали внутрь в надежде отыскать свободное место или усаживались за столики на тротуаре. Здесь двигаться было не так уж трудно, но дальше дорога становилась практически непроходимой из-за уличных музыкантов. Они устраивались там, где толпа была плотнее всего, и ставили перед собой гитарный чехол или перевернутую шляпу в надежде на заработок. На ночных улицах отовсюду неслась музыка.

Кэрол пробилась через толпу, окружившую ямайца со стальными барабанами, и снова почувствовала усталость. Нужно было поскорее найти место для отдыха. Она как раз переходила улицу, чтобы избежать еще большей толпы на углу, откуда неслись звуки флейты, и тут краем глаза заметила среди спин какое-то движение и мелькнувший красный предмет. Практически невидимая рука размахивала красной сумкой для книг. Полотняный прямоугольник показывался среди собравшихся людей и тут же пропадал из вида, как маятник на часах со слишком туго затянутой пружиной – или нога в темной аудитории.

Разумеется, это был он. Джереми, молодой человек из библиотеки. Даже со спины она узнала плотную фигуру, сумку с книгами и перекинутый через пухлое плечо пиджак из жатого ситца. Судя по всему, Джереми был один. При виде появляющейся и пропадающей сумки у Кэрол в воображении возникла безумная, но приятная картинка: судьба подает ей знак, как техник службы путей, останавливающий поезд.

Она хотела было окликнуть его, но вовремя одумалась. Не хотелось показаться слишком навязчивой. Девушка снова пересекла улицу, обошла собравшихся людей и вклинилась в толпу с противоположной стороны.

Сначала она увидела только круг лиц. Все смотрели на что-то на тротуаре. Кэрол опустила глаза. У ее ног крошечный старичок с блестящей коричневой кожей и в грязном тюрбане яростно дудел во флейту. Рядом с ним лежал старый потрепанный зонтик. Между колен старичок держал заполненную мелочью корзинку, из которой к его лицу подымалось что-то белесое и извилистое.

Кэрол побледнела. Сначала она приняла предмет за какой-то шутовской фаллос, но тут же осознала, что это всего лишь кусок дерева, вырезанный так, чтобы походить на разозленную змею; он двигался, когда флейтист нажимал коленом на металлический стержень. Возможно, издалека обман и сработал бы, но здесь, на тротуаре, игрушка выглядела просто глупо.

Внезапно глаза старика распахнулись, он повернулся к кому-то в толпе. Его пухлые темные пальцы быстрее забегали по отверстиям, щеки стали надуваться и опадать все быстрее, и музыка достигла пронзительного крещендо. В корзину у его ног умирающим мотыльком спланировала долларовая купюра.

Кто это решил разбрасываться деньгами? Кэрол подняла взгляд и узнала Фрайерса; в ту же секунду он заметил ее. Молодой человек стоял на другой стороне круга и как раз убирал бумажник обратно в карман брюк. Его галстук висел немного криво; свет уличных фонарей отражался в очках. Как только Фрайерс повернулся и заметил Кэрол, его лицо прояснилось. Взмахом руки он попросил девушку оставаться на месте. Потом пробился сквозь толпу и встал рядом с ней.

– И снова вы, – сказал он. – Неуловимый библиотекарь! – Судя по всему, он был очень рад ее видеть. – Вас не пропустишь в толпе, эти волосы заметны в любой толкучке. Прямо как флаг, – переливы флейты у него за спиной ускорились, как будто торжествуя. – Я искал вас сегодня в аудитории. Жаль, что вы не пришли.

Кэрол пожала плечами.

– Пришлось задержаться на работе, – услышала она собственный голос. – Может быть, в следующий раз.

– Вот только следующего раза не будет, – сказал Фрайерс; он выглядел довольным. – По крайней мере, до осени. – Он оглядел улицу, ряд забегаловок и кальянных. – Только не говорите, что живете где-то поблизости. Уж очень это далеко от библиотеки Линдауэра.

– Нет, нет, – ответила Кэрол. – Я просто решила пройти кружным путем.

– В самом деле? – Фрайерс как будто что-то торопливо прикинул в уме. – Не хотите куда-нибудь зайти, выпить? Чашечку кофе, например?

Кэрол почувствовала странный восторг, совершенно несоразмерный вопросу. Глупо, разумеется, но негромкий голосок у нее в голове произнес: «Теперь может произойти что угодно». Как будто Джереми попросил ее руки и сердца.

Пламя внутри каменного кольца жадно потрескивало, требуя нового полена. Насекомые плясали и гибли среди дыма, который тонким столбом поднимался вверх, изгибался под звездами и пропадал в окружающей темноте.

На краю освещенного круга рядом с мешком семян нетерпеливо переминались с ноги на ногу дети. Их глаза были устремлены мимо костра на столы, которые мужчины выносили из дома; складной стол для бриджа, швейный стол и небольшой квадратный столик с кухни Поротов установили в ряд и закрыли темным полотнищем так, чтобы образовался единый длинный помост. Снова хлопнула сетчатая дверь, и четыре женщины торопливо протащили что-то тяжелое в провисшей белой простыне, как в носилках. Следом за ними вышли другие, с большими коричневыми термосами, которые поставили возле костра. Никто не произнес ни слова, даже не улыбнулся. Ночную тишину нарушали только приглушенный грохот сковородок на кухне да неторопливое и размеренное, как биение сердца, стрекотание сверчков.