Т. Клайн - Церемонии [litres]

Время перевалило за полночь. В миле к северу красные, белые и голубые огни, что окрашивали Эмпайр-стейт-билдинг в честь Дня независимости, погасли, оставив только подмигивающий красный маячок на верхушке; сквозь решетки на окнах опустевших магазинов вдоль проспекта пробивался бледный свет. Висящие в темном окне мясной лавки туши и синюшный трупик индейки прижимались к прутьям, как животные в клетке.

Кэрол шла медленно и ясно чувствовала, что переела. Но разве не здорово, что он решил вот так ее угостить! Девушке так этого не хватало после переезда в Нью-Йорк, где большинство ресторанов были ей не по карману; она могла только смотреть на вывески. Но сегодня ей наконец улыбнулась удача. Весь вечер она думала о чеке Рози, аккуратно сложенном в ее сумочке, и о том, как следует его потратить. Два благодетеля в один день, почти невероятно.

– Кажется, я наелась на все выходные, – сказала девушка; она надеялась, что выглядит достаточно благодарной.

– Хотелось бы мне сказать то же самое. – Фрайерс на ходу бросил мрачный взгляд на свой животик, как будто был неприятно удивлен тому, что он никуда не делся. – За это лето мне обязательно надо похудеть. Если не удастся сбросить двадцать фунтов… – он покачал головой.

Они проходили мимо дверей бара; его посетители скрывались в темноте, изнутри доносились звуки «сальсы» и громкой перепалки. Кэрол прибавила шаг.

– Вы мне вовсе не кажетесь грузным. Правда.

– Спасибо. – Фрайерс слегка расправил плечи. – Но видели бы вы меня год назад, когда я сидел на диете. Я был прям худенький. Как вы.

Кэрол пожала плечами, хотя и знала, что он сказал ей комплимент.

– Две мои старшие сестры довольно полные. А я всегда была тощей.

– А я вот наоборот, – грустно вздохнул он. – В детстве я был настоящим бочонком. Родителям пришлось отправить меня в лагерь для худеющих в Коннектикуте. – Фрайерс ненадолго замедлил шаг, и она смогла его догнать. – Если вдуматься, то, кроме этого случая, я никогда больше по-настоящему и не выбирался за город. Еще один раз поехал с федерацией храмовой молодежи на несколько недель в теннисный лагерь на Лонг-Айленде. Настоящая провинция, а?

– Я бы так не сказала… – Она задумалась, не пошутил ли он. – Полагаю, вы считаете всех остальных провинциалами.

Он ухмыльнулся.

– Не стану отрицать! Но так уж бывает, если всю жизнь прожить в Нью-Йорке. – Он небрежным жестом охватил опустевшую улицу, огни далеких машин и, как показалось Кэрол, весь громадный ночной город с его темными переулками, затихшими домами и миллионами уже спящих жителей.

Она позавидовала его городскому детству. Он знал этот мир достаточно хорошо, чтобы в нем преуспеть, и сумеет помочь Кэрол в нем разобраться. По крайней мере, она на это надеялась. И пока Кэрол шла следом за Фрайерсом, который снова ее опередил, ей на секунду показалось, что она движется по совсем другой улице. Этот путь, если только она с него не собьется, приведет в будущее, где возможно все, что угодно.

– Интересно, – сказала она наконец, – что бы вы сказали о моем родном городке.

– Мне там наверняка понравилось бы.

Она рассмеялась.

– Я бы не была так уверена. Он не очень интересный.

– Ну так это же… Пенсильвания вроде как. – Фрайерс неопределенно махнул рукой налево. – Там все должно быть таким живописным.

Кэрол посмотрела на него с сомнением.

– Вы говорите так, будто никогда не бывали западнее Гудзона.

– Не поймите неправильно, – сказал Фрайерс. – Я много где побывал. В Лос-Анджелесе, Чикаго, Майами… – Он приостановился, чтобы она его догнала. – Мои родители несколько лет назад переехали во Флориду. Отвратительное место! А после колледжа я какое-то время провел в Европе. Но простая деревенская жизнь в Америке – ложиться засветло, вставать затемно, или как уж у них там заведено… – Фрайерс пожал плечами.

Они подходили к новому бару. Кэрол придвинулась поближе к Фрайерсу. Она не могла объяснить, почему рядом с ним чувствует себя в безопасности, при том, что он сам казался несколько встревоженным. Потеря сумки слегка отрезвила обоих. Когда они только вышли из ресторана, ночной воздух обострил чувства девушки, но теперь у нее снова начинала кружиться голова. Может быть, из-за Джереми, а может, только из-за алкоголя. Кэрол всегда плакала над любовными романами, в том числе не самыми печальными, когда читала их поздно ночью, и дрожала над детективами после кофе, даже если в сюжете не было ничего страшного. Трудно было понять наверняка.

В другой вечер она была бы куда осторожнее. Хотя теперь они приближались к ее собственному району в Челси, Кэрол непривычно было находиться на улице в такое время, когда каждый незнакомец может оказаться угрозой; сонный школьник, который только что пробрел мимо, засунув руки глубоко в карманы, возможно, перебирал розарий, тайком лелеял собственную наготу или поигрывал ножом. Лица, которые остались бы незамеченными днем, теперь обретали необычные выражения, и девушка со страхом смотрела на людей, которые шли ей навстречу с другого конца пустынной улицы. И даже если она не видела незнакомца, его шаги были слышны за несколько кварталов.

Сейчас впереди одинокий мужчина со скучающим видом выгуливал собаку. Где-то позади пара торопливо переговаривалась на испанском. С другой стороны проспекта доносились шаги небольшого человечка с черной тростью и потрепанным узелком в руках, хромающего следом за ними. По вестибюлю заброшенного кинотеатра на углу – пыльная вывеска, пустые афишные тумбы – привидениями пролетели газетные листы. В тот момент, когда парочка проходила мимо, ветер пошевелил сваленный у дверей мусор, напомнив Кэрол шорох сухих листьев.

– Знаете, – сказала она, – думаю, жизнь за городом пойдет вам на пользу.

– В самом деле? – Похоже, ему и правда было интересно ее мнение. – Очень на это надеюсь. Мне все думается, что я что-то упускаю.

– Так и есть – как мне кажется. Я, разумеется…

Кэрол споткнулась и почувствовала, как Фрайерс ухватил ее под руку, чтобы помочь. Он удерживал ее несколько дольше, чем казалось необходимым.

– Я, разумеется, не так хорошо вас знаю, – сказала девушка, слегка отстранившись. – Вам может стать скучно. Что вы станете делать, если вам будет там нерадостно?

– Нерадостно? В каком смысле?

– Вы сможете вернуться в город, если вам там не понравится? Надеюсь, вы не заплатили заранее за все лето?

– Нет, я еще ни за что не платил, – сказал Фрайерс. – Но я сказал Поротам, что проведу у них лето, и они на это рассчитывают, так что в каком-то смысле у меня есть перед ними обязательство.

– Но все же не договор.

– Может быть. – Он оглянулся. – Но данное Поротам слово кажется мне столь же нерушимым, как договор. Эти люди так живут. Кроме того, у меня есть и другой договор: я сдаю свою квартиру одной паре. Они искали место до сентября, и я согласился. Им нужен был письменный договор, – он пожал плечами, – и я согласился. Так что я просто принял решение: останусь у Поротов на все лето, только и всего. И уж точно не побегу в слезах обратно в город!